законов.
В Ньюкаго и еще нескольких городах правит тиран – богоподобный эпик. Здесь у Стального Сердца нет соперников. Все знают, что он неуязвим. Ничто не может причинить ему вреда – ни пули, ни взрывы, ни электричество. В первое время другие эпики пытались свергнуть его и завладеть его троном. Среди них была и Расселина.
Все они теперь мертвы.
Но есть один факт, оставляющий нам надежду, – у каждого эпика есть слабое место. Нечто, лишающее их силы, превращающее их в обычных людей, пусть даже на мгновение. Стальное Сердце не исключение, и события того дня в банке лишь подтверждают это.
Я знаю, что Стальное Сердце можно убить. Каким-то образом в его неуязвимости образовалась брешь, причиной чему могло стать что-то связанное с банком, с ситуацией, с пистолетом, а может, с моим отцом. Многие из вас, вероятно, знают про шрам на щеке Стального Сердца. И, насколько мне известно, я единственный, кто знает, как он его получил.
Я видел кровь Стального Сердца.
И обязательно увижу ее вновь.
Часть первая
1
Скатившись по лестнице, я спрыгнул на захрустевший под ногами гравий и, набрав в грудь воздуха, бросился бежать по темным нижним улицам Ньюкаго. Прошло десять лет с тех пор, как погиб мой отец. Тот роковой день стал известен большинству как день Захвата.
Я был одет в свободную кожаную куртку и джинсы, на плече висела винтовка. На улице было темно, но тьма была не беспросветной, и можно было различить смотревшие в небо решетки и дыры.
В Ньюкаго всегда темно. Властитель Ночи одним из первых эпиков поклялся в верности Стальному Сердцу, став членом его ближнего круга. Из-за Властителя Ночи не видно ни солнца, ни луны – сплошное черное небо в любое время дня и года. Единственное, что можно увидеть, – Напасть, похожую на ярко-красную звезду или комету. Напасть засияла в небе за год до того, как люди начали превращаться в эпиков. Никто не знает, откуда она взялась и каким образом продолжает светить во тьме. Никто, конечно, не знает и того, отчего стали появляться эпики и каким образом они связаны с Напастью.
Я продолжал бежать, ругая себя за то, что не вышел раньше. Над головой мерцали голубоватые огни. Нижнюю улицу заполняли обычные ее отбросы – наркоманы по углам, наркоторговцы, а то и похуже. К стенам жались группы идущих на работу или с работы в толстых пальто с поднятыми воротниками, скрывавшими лицо. Они шли сгорбившись, уставившись в землю.
Большую часть последних десяти лет я провел среди им подобных, работая в месте, которое мы называли просто фабрикой. Служившая отчасти приютом, а отчасти школой, она в основном попросту использовала бесплатный детский труд. Но, по крайней мере, фабрика давала мне кров и пищу – что куда лучше, чем жить на улице. А то, что еду приходилось зарабатывать, нисколько меня не беспокоило. Законы, запрещающие детский труд, стали пережитком былых времен.
Я пробежал мимо компании рабочих. Один из них обругал меня на языке, смутно похожем на испанский. Я огляделся, пытаясь понять, где нахожусь. Большинство перекрестков были отмечены названиями улиц, написанными краской из баллончиков на блестящих металлических стенах.
Когда Великая трансмутация превратила большую часть Старого города в сплошную сталь, в нее же превратился слой почвы и камня толщиной в десятки, а может, и сотни метров. В первые годы своего правления Стальное Сердце изображал из себя благосклонного, пусть и безжалостного диктатора. Его землекопы вырезали в металле несколько уровней нижних улиц вместе со зданиями, и поток людей устремился в Ньюкаго на работу.
Жизнь здесь была тяжела, но во всех остальных местах царил хаос – эпики воевали друг с другом за территорию, всевозможные околоправительственные или военные группировки пытались заявить свои права на землю. В Ньюкаго все было иначе. Здесь тебя мог мимоходом убить эпик, которому не понравилось, как ты на него посмотрел, но, по крайней мере, имелись электричество, вода и еда. Людям свойственно приспосабливаться.
За исключением тех, кто отказался это делать.
«Только не останавливаться, – подумал я, проверяя время на мобильнике, закрепленном на моем предплечье. – Черт бы побрал неработающую подземку!»
Я срезал через ближайший переулок, где было темно, но после десяти лет жизни в постоянном мраке к этому привык.
Миновав бесформенные фигуры спящих бездомных, я перепрыгнул еще через одну, растянувшуюся прямо посреди мостовой в конце переулка, и выскочил на Сигель-стрит, широкую и лучше освещенную. Здесь, на глубине одного уровня под землей, землекопы выдолбили помещения, которые люди использовали в качестве магазинов. Сейчас они были закрыты, хотя из нескольких выглядывали люди с дробовиками. Теоретически нижние улицы патрулировала полиция Стального Сердца, но она редко приходила на помощь, не считая самых скверных случаев.
Изначально Стальное Сердце говорил о громадном подземном городе, который должен был уходить вниз на десятки уровней. Это было еще до того, как землекопы сошли с ума, и до того, как Стальное Сердце перестал притворяться, будто его заботит судьба обитателей нижних улиц. И все же на верхних уровнях все было не столь страшно, – по крайней мере, существовала видимость какого-то порядка и множество вырубленных в металле нор, пригодных для жилья.
Огни на потолке были зелеными и желтыми, перемежаясь меж собой. Зная комбинации цветов на разных улицах, вполне можно было ориентироваться – по крайней мере, на верхних уровнях. Даже городские ветераны избегали нижних уровней, которые называли «стальными катакомбами» и где было слишком легко заблудиться.
«Два квартала до Шустер-стрит», – подумал я, бросив взгляд сквозь дыру в потолке на ярко освещенные сверкающие небоскребы наверху.
Пробежав трусцой два квартала, я нырнул в уходящую наверх лестничную шахту. Стук моих ног эхом отдавался от стальных ступеней, отражавших тусклый свет огней.
Выбравшись на металлическую улицу, я тотчас же нырнул в переулок. Многие говорили, что на верхних улицах куда менее опасно, чем на подземных, но я никогда не чувствовал себя на них уютно. Честно говоря, я нигде не ощущал себя в безопасности, даже на фабрике вместе с другими детьми. Но здесь, наверху… здесь были эпики.
Винтовка на плече на нижних улицах никого не удивляла, но здесь она могла привлечь внимание солдат Стального Сердца или проходящего мимо эпика. Так что лучше было не высовываться. Присев за какими-то ящиками в переулке и затаив дыхание, я вывел на экран мобильника карту окрестностей и поднял взгляд.
Прямо напротив меня виднелось здание с красными неоновыми буквами «Театр „Рив“». На