Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 36
— Лукьян, слушай меня!— нетерпеливо вмешался в разговор Торчков. — И при колхозной жизни хватало скандальных фокусов. Вспомни тридцать первый год, когда одноногий председатель нашенского колхоза зачистил под метелку общественную кассу и укатил на колхозном жеребце безвестно куда…
— Имеешь в виду Жаркова Афанасия Кирилловича? — уточнил дед Лукьян.
— А то кого же!
— Афанасий на костылях ходил, не на протезе.
— За уворованные у колхоза деньги он вполне мог купить железную протезу.
— Где их тогда продавали? Это теперь к инвалидам внимание проявляют, даже автомобили бесплатно выдают. А после империалистической, старики сказывали, вручат безногому от имени царя-батюшки костыли и хромай на них по гроб жизни.
— Вы, товарищ Хлудневский, хорошо знали того председателя? — заинтересовался прокурор.
— Как сказать… — дед Лукьян замялся. — Счетоводом я при нем в колхозе работал.
— Оттого и в защиту полез! — мгновенно подхватил Торчков. — Тут, если разобраться, одна шайка-лейка…
— Ваня, побереги патроны, — осуждающе проговорил молчавший до этого Инюшкин.
Торчков задиристо развернулся к нему:
— Воздержись, Арсюха, с подковырками. Или забыл, что председатель до побега у твоего родного батьки квартировал?..
Арсентий Ефимович ошарашенно глянул на Антона Бирюкова:
— Во попер Кумбрык в атаку! И боеприпасов не жалеет…
— Давайте, товарищи, серьезно поговорим, — предупреждая назревающую перебранку, сказал прокурор.
Сумбурно возникшие воспоминания через несколько минут превратились в мирную беседу, в которой, в основном, участвовали дед Лукьян Хлудневский и Арсентий Инюшкин. Несколько раз неудачно вклинивавшийся в разговор Торчков разочарованно отошел в сторону и с внезапным интересом, словно любопытный ребенок, стал наблюдать за экспертами. Те что-то измеряли среди костей в разрытой ямке, записывали, подсчитывали и фотографировали.
Прокурор, изредка задавая старикам уточняющие вопросы, выяснил, что Афанасий Кириллович Жарков был «главным заводилой» коллективизации и, когда Березовский колхоз организовался, стал первым его председателем. Появился Жарков в Березовке в революционные года вместе с возвращающимися по домам участниками империалистической войны, по «происхождению» был не сибиряк, а откуда-то с Запада: то ли балтийский матрос, то ли большевик, направленный в Сибирь налаживать Советскую власть. Носил всегда старую кожанку, в виде тужурки, с наганом в кармане. В период колчаковщины командовал партизанским отрядом за Потеряевым озером, в окрестностях села Ярского. Был тяжело ранен — лишился правой ноги ниже колена. После ранения приспосабливался ходить на деревянном протезе, однако не получилось. Говорил, мол, осколок в культе остался и при протезной ходьбе боль причиняет, а костыли при натренированных руках — самое то, что надо. Семьи у Жаркова не было, хотя к тридцатым годам возраст его уже за сорокалетие перебрался. Исчез он очень таинственно. Вечером запряг в рессорный ходок выездного жеребца и укатил из Березовки неизвестно куда. После ходили слухи, будто видели беглеца: кто — в Серебровке, кто — в Ярском, а кто-то даже — в Томске. Слухи слухами, но человек как в воду канул. Вместе с Жарковым вроде бы пропала из колхозного сейфа тысяча рублей. Эти деньги, кроме председателя, никто другой взять не мог — ключ к сейфу был только у Жаркова.
— Так, так… — задумчиво проговорил в конце беседы прокурор. — Значит, Жарков металлического протеза не имел?
— Никогда! — почти враз ответили старики.
Прокурор обвел взглядом местность:
— А что за плотина здесь была? И почему она называлась Ерошкиной?
— Это еще до коллективизации березовский богач Илья Хоботишкин вальцовую крупорушку содержал, — ответил дед Лукьян Хлудневский. — Строил же ее Ерофей Нилович Колосков. От Ерофея и пошло название — Ерошкина. Сооружение было деревянное, наподобие водяной мельницы. В старое время речка здесь бежала веселее, чем теперь. За весенний паводок в пруду перед плотиной столько воды накапливалось, что крупорушка до глубокой осени вальцы крутила.
Прокурор обернулся к участковому Кротову:
— Михаил Федорович, ты, кажется, уроженец Серебровки?
— Так точно.
— Ну, а что ж молчишь?..
— Я, товарищ Белоносов, к показаниям Хлудневского и Инюшкина существенного добавить не могу. Слухи о таинственно пропавшем председателе Жаркове действительно бытовали в здешних местах, только по молодости лет я не придавал им значения. Вот крупорушку Хоботишкина помню, когда она уже стала колхозной. На этом месте, где сейчас находимся, был дремучий лес, а на той стороне, — Кротов показал на противоположный берег речки, — располагались прекрасные луга. Лошадей в ночное туда выгоняли. Обычно подростки этим занимались. Пригоним, бывало, лошадок. Стреножим, чтобы далеко не разбредались. И коротаем ночь до рассвета у костра: картошку в мундирах печем да увлекательные сказки рассказываем.
— Дорога из Серебровки на луга через лес проходила?
— Так точно. Через угрюмую чащу ездили. В селе едва сумерки наступали, а здесь уже темень ночная все заволакивала. Жутко. Пришпоришь конягу босыми пятками, прижмешься к холке, чтобы за сучья не зацепиться, и — галопом через лес. Березовские парни подтрунивали над нами, серебровцами, страшные байки про разбойников сочиняли…
К прокурору подошел следователь Лимакин. Замявшись, сказал:
— Захоронение очень старое. Стоит ли, Семен Трофимович, писанину начинать?..
— Коль уж мы сюда приехали, протокол осмотра оформи, как положено. После разберемся, что дальше делать.
— Судебно-медицинскую экспертизу назначать?
— Назначь, на всякий случай. Проверим способности медиков. В постановлении, кроме общих вопросов, касающихся возраста, пола, роста и так далее, укажи на необходимость установить хотя бы ориентировочно время захоронения и причину смерти. — Прокурор посмотрел на Бирюкова. — Так, Антон Игнатьевич?..
— Так не так, перетакивать не будем, — улыбнулся Бирюков.
— Ты ведь, как и Кротов, тоже местного происхождения?
— Да, из Березовки.
— О таинственно пропавшем председателе колхоза ничего не слышал?
— Нет.
Старик Хлудневский робко кашлянул в кулак:
— Вы, Антон Игнатьевич, порасспрашивайте своего деда Матвея. Матвей Васильевич хорошо знал Афанасия Кирилловича Жаркова. Они, можно сказать, друзьями были.
— Дед еще жив? — спросил Бирюкова прокурор.
— Не только жив, но вроде бы и здоров.
— Сколько ж ему лет?
— Как он сам говорит, одной тютельки до сотни не хватает.
— А с памятью у него как?..
— Память у Матвея Василича — золото! — вклинился в разговор Торчков. — Мы с ним постоянно наблюдаем по телевизеру происходящие события и ведем сурьезные разговоры. Тверёзо дед мыслит, демократию в обществе и безудержную гласность одобряет. Дескать, ничего страшного, кроме пользы, в этом существе дела нет…
Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 36
