бы такого трудолюбивого и харизматичного сына. Как Генрик.
Папа хотел, чтобы он был лидером. Но как он мог делать это, глядя снизу вверх? Генрик всегда был среди людей, часть общества. Откуда могло взяться уважение и доверие людей к Каспиану, если он не был уверен в себе?
Жнецы хлопали Джулиана по спине, он подошел за церемониальным серпом, делающим его главным жнецом, любимцем Мокоши. Завтра Джулиана коронуют, и вся деревня будет праздновать, а потом и пировать вечером.
Джулиан принял серп от папы, повернулся к другим фермерам с кривой улыбкой и трофеем. Как ему повезло не быть связанным долгом, работать столько, сколько он хотел, делать, что пожелает, жениться, на ком захочет. Как приятно было иметь выбор.
С Джулианом во главе жнецы срезали последние колосья ржи. Уважение Джулиана среди людей и папы было заслуженным.
И его не заслужить, если стоять и смотреть на них свысока.
— Позвольте мне присоединиться к сбору урожая, — сказал Каспиан, пока не усомнился.
— Это шутка? — папа поднял руку, чтобы ударить его, но Каспиан поймал его худое запястье. Он двигался, не думая, обычно он не посмел бы так перечить отцу. Но он все равно знал, что папа не прекратит ругать его.
— Я не могу управлять людьми, которые не доверяют и не уважают меня, — он не хотел трудиться так, но не мог связать роль будущего правителя с беспечной юностью, которая была у него не так давно. Только так он мог заслужить уважение и доверие, которые нужны были, чтобы сменить отца однажды.
— Ты не можешь быть лидером, если пренебрегаешь своими обязанностями. Почему ты не можешь быть как Джулиан? Он знает свое место и делает работу без жалоб, — папа оскалился, отдернул руку и закашлялся.
Каспиан сжал плечи отца, кости под туникой, которая раньше хорошо сидела на нем, а теперь свисала с худого тела. Папа согнулся, задыхаясь, стало видно его острые ключицы. Вес потери ощущался невероятно сильно.
Каждый громкий вдох папы был кинжалом в живот. Мама предупреждала его не злить отца, но он снова забылся и высказал свое мнение. Так папа не протянет и до зимы.
— Вам нужно прилечь, папа. Я прослежу за остальным, — он водил ладонью круги на спине отца.
Папа шумно вдохнул.
— Я смогу умереть спокойно, когда ты женишься. До этого я буду на ногах.
Они закрыли тему, но он не мог теперь давить на отца. Холодная рука Велеса уже сжимала его, желала утянуть в мир внизу.
Его ладонь замерла на спине отца. Сколько он помнил, Роксана, его юная суженая, всегда тянула его за рукав, ходила за ним, как цыпленок за курицей. Всю жизнь она была ему как сестра. И даже теперь мысли о брачной ночи с ней вызывали тошноту.
— Не говори так. Ты словно на смертном одре. В следующем году…
— У меня нет следующего года, — отец выпрямился и опустил худую ладонь на плечо Каспиана.
В угасающем свете дня лицо папы было осунувшимся. Ветер трепал его длинные белоснежные волосы.
Было ясно, чего ожидал отец, и хороший сын выполнил бы это без возражений. Жениться на женщине, которую выбрали родители, чтобы укрепить Рубин и деревню Чернобрег? Ладно. Он сделал бы это легко…
Будь это не Роксана.
Роксану он помнил, будучи крохой.
Она тянула его за уши, чтобы он шел быстрее, пока он носил ее по полям ржи на спине.
Он дул на ее разодранные коленки, пока она плакала от того, что споткнулась о свои ноги в амбаре.
— Как я могу жениться на ней, папа? — спросил он, качая головой. — Она ребенок.
— У нее уже шла кровь годы назад. Пора. Ты знал, что этот день настанет, будучи еще мальчиком.
«Этот день» были двумя бессмысленными словами в его жизни. Он не видел будущее с Роксаной. Он знал смех Роксаны, когда они ловили лягушек вместе, ее вопли, когда она выронила мед из рук, ее жалкие попытки ударить по пугалу его тренировочным мечом. И она была для него семьей так же, как родные по крови. Он видел в ней сестру, а брак все это исказит.
— Дай мне еще год, — сказал Каспиан. — Генрик может вернуться, — это было желание, а не вероятное событие, но он сказал это. Он провел пальцами по волосам и отошел от папы.
— Генрик не вернется, и ты это знаешь. Ты — мой наследник, и когда я умру, тебе защищать нашу деревню.
Серпы срезали рожь, колосья падали с шелестом, и их связывали в снопы.
— Для этого мне не нужна жена.
Пару недель назад тут шуршало золото. Теперь все было срезано, посчитано. Кроме последнего кусочка. Что особенного было в том месте, кроме того, что это край поля, что там рожь косили последней?
Жнецы приблизились, почти завершили церемонию. Если бы Генрик не ушел служить Перуну, если бы папа не умирал…
— Стены строятся за деньги, и мечи со щитами у кузнеца стоят денег. И ты не можешь кормить стражей своими картинами. Лорд Гробовски с каждым днем все сильнее, — отец ткнул костлявым пальцем в его грудь. — Наша семья была на этих землях с незапамятных времен. Ты — мой сын, ты связан долгом защищать это место. И приданое Роксаны поможет.
Последние колоски ржи покачивались на ветру, были тяжелыми от зерна. Джулиан поднял серп высоко над головой, срезал последнюю рожь. Колоски рухнули на землю.
— Ты женишься на ней послезавтра. И я не потерплю возражений, — сказал папа.
Джулиан принес папе последний сноп ржи, подарил его с теплой улыбкой.
* * *
Каспиан сжал горсти свежего сена и отбросил. Поиски были тщетными. Картина озера пропала.
Он опустил голову, сжал кулаки на бедрах. Отведя отца в замок, он вернулся за ней. Сено срезали недавно, свежий запах пропитал амбар. Конюхи постоянно приходили и уходили, так что найти ее мог один из них.
Может, так даже лучше. Отцу стало хуже, и на плечи Каспиана ложилось все больше. Как только он сменит отца, не будет времени на рисование, так что заканчивать картину будет глупо.
Было эгоистично идти в лес утром. Это лишь разозлило отца и ухудшило его состояние. Зачем пытаться изобразить чувства краской, если после смерти отца такой возможности уже не будет? Лорд Гробовски навис над ними как ворона, ждал малейшую слабость, чтоб захватить регион Рубин. И вместо сильного и надежного Генрика у людей был… он. Вся решимость Каспиана уйдет только на то, чтобы наверстать их разницу.
Мужчина кашлянул.
— Ищешь что-то?
Стефан
