— Есть, — настоял, отрезав.
Взял все пакеты в одну руку, присел рядом с девочкой и улыбнулся:
— Поднести, принцесса?
— А мне можно? — искренне удивилась девочка.
— Тебе все можно.
Я не видел, скорее почувствовал, как ее мать в очередной раз закатила глаза.
— Мамочка говорит, что нужно ходить ножками.
— Мамочка девочка, ей, как и тебе, не положено носить тяжести. А мне не тяжело.
Папочка готов носить свою принцессу хоть до самой свадьбы.
О боже. Свадьба. Это же настанет день, когда мне придется делить это сокровище с другим мужиком? Я ему заранее не завидую.
— Тебе точно не тяжело, папочка?
Я даже перестал шагать. Посмотрел в ее маленькое личико. Убила без ружья. Все. Я повержен, и повержен навсегда.
Она назвала меня папочкой.
— Нет, доченька, мне не тяжело.
Что действительно тяжело, так это сдержать обуревающие эмоции, которые вызвали ее слова. Ком, непрошенно подкатившийся к горлу. Влагу, непрошенно подкатившую к глазам.
Вета идет рядом с нами и задумчиво молчит. Уже около входа в гостиницу, прежде, чем открыть перед нами дверь, она негромко заметила:
— Аля уснула.
— Пусть спит, — ответил так же негромко, опять не в тему просевшим голосом.
— Она никогда не спала на улице. Ни в коляске, ни в автобусах. Это… впервые с ней так. Ей комфортно в твоих руках.
— Тебе тоже всегда было. Наша дочь вся в мать.
После этого Вета перестала со мной разговаривать.
Мы дошли до их номера молча, внутри я аккуратно переложил Алину в кровать и подсунул ей ее нового льва. Любовался ей несколько минут.
Вета ждала у двери и сухо поблагодарила за то, что я донес дочь.
— Когда я увижу ее снова? — спрашиваю требовательно, прямо в лоб.
Пусть даже не пытается юлить и выкручиваться теперь.
Она отходит к сумочке, достает оттуда блокнот и ручку, записывает туда цифры.
— Мой номер. Звони, будем договариваться.
Голос звучит все так же сухо и официально. Я, прохладно усмехнувшись, киваю.
— Как скажешь.
Я уже собираюсь выйти, чтобы продышаться, покурить и собраться с мыслями, но в спину прилетают слова:
— Ты должен знать, что тебя ни к чему не принуждают, и…
Оглядываюсь и смотрю на нее в упор.
— Я позвоню сегодня вечером. Мне нужно вернуться на работу, это срочно. Но как только я завершу дела там, я наберу. Скажи, что она любит кушать, я привезу.
— Без самодеятельности с едой. Я слежу за ее питанием строго и не позволю вмешиваться в…
— Аллергия на шоколад? — перебиваю.
— Эммм… да.
— Это у нее от меня. В остальном?
— Только полезное сладкое. Фрукты, например.
— Понял, — кивнул, и усмехнулся, — вот уж не подумал бы, что из тебя выйдет такая строгая мать.
— Я же нисколько не удивлена. Было легко понять, что из тебя выйдет потакающий во всем отец.
— Увидим, какой из меня выйдет отец. Впрочем, делать выводы за пять минут всегда было твоей фишкой.
Обмениваться колкостями и завуалированными обвинениями — это так по-детски, я признаю. Но с ней не могу по-другому. С ней вообще все было по-другому… Я забыл, каким был, когда мы были вместе. С ее отъездом того меня как стерло. Остался чистый лист. Который заполнился вновь не лучшим образом.
— Ты видел себя в магазине? Тут судить не надо, все итак на поверхности.
— Я впервые вижу свою четырехлетнюю дочь. И задолжал ей любви и игрушек за четыре года, что ее ненормальная мамаша украла у меня!
Вот не хотел же. Хотел сбежать как можно быстрее на свежий воздух, чтоб не раздувать опять пламя, которое не потухло. Но нет же.
— Тебе пора, — Вета бросает ледяной взгляд на дверь, которой, не сомневаюсь, не прочь мне придать ускорения.
Я знаю ее характер и помню ее темперамент. Когда мы с ней ссорились, в доме не оставалось целой посуды. Бокалы, кружки и тарелки только в путь свистели у моих ушей, а я только и успевал, что вовремя угибаться.
— Мне пора, — соглашаюсь и напоминаю строго, — я позвоню.
— Удачи, — хмыкает тем же ледяным голосом.
Вот стерва.
— Не возьмешь трубку — приеду без предупреждения и вынесу эту чертову дверь, — гаркнув, разворачиваюсь и выметаюсь к чертовой матери подальше от нее. Руки непроизвольно сжимаются в кулаки. Хочется уебать в стену, или себе по морде. Я уже и сам не знаю.
Егор ждет меня там, где договорились. Видит мое лицо и сочувственно интересуется:
— Сложные переговоры затянулись, шеф?
А я только теперь вспоминаю, что обедал с гарпией. Это словно было в прошлой жизни. Моя жизнь второй раз разделилась на до и после. Первый раз — когда эта женщина от меня сбежала, второй — когда она ко мне вернулась. Мое личное проклятие, черт бы ее подрал. Хотя о чем это я. Кому б и когда в своем уме я позволил бы ее драть.
— Поехали в офис, а потом к Роману.
Егор кивает и заводит мотор, больше не задавая лишних вопросов. А я сижу, смотрю в окно бездумно, и пытаюсь угомонить бурю внутри.
Вета вернулась. И у нас есть дочь.
Я все пытаюсь записать эти две простые мысли в подкорку, а мозг все сопротивляется. Не может осознать, поверить. Принять как данность.
На работе был как в тумане. Глебу, которому обещал башку снести, несказанно повезло — я забыл про него напрочь. Дал несколько указаний, передал заму свои полномочия и свалил к чертям, понимая, что вообще не хочу там сейчас находиться. Ведь и головой, и сердцем, я вообще не там.
Но мою горячую голову нужно остудить. И если кто на это способен, то это только мой братишка. Поэтому я срочно отправляюсь к нему, чтобы поговорить и понять, как мне действовать дальше, чтоб вновь не наломать дров.
