решилась Мария. — Не дело спать на полу.
— Надо, конечно, — ответила Ю, не понимая, к чему клонит собеседница. — Только она не влезет в комнату.
— Ну, можно ее в зал ожидания поставить, — продолжила Мария.
Именно это и шепнула Маша своему мужу на ухо, дабы тот отпустил ее с Борисом. Девушка пообещала поговорить с подружкой об ее ночевке в каморке.
— Я не могу спать среди незнакомых бродяг, — ответила Ю. — Мне страшно, да и вонь стоит порой от немытых ног. Ты же в курсе, как меня тошнит по случаю и без него.
— Тот отсек, где была когда-то касса, можно обустроить там комнату, — Маша сняла рюкзак, поставила на шпалу и села на стальной рельс. — Будет ВИП-комната.
— Это где сейчас стоит ведро по ночам для нужд всей станции? — Обиженно опустила взгляд Ю. — И три толстые тетки лежат на полу?
— Можешь ходить спать в лагерь, — настаивала Мария. — Сашка и Пашка классные ребята. — Там мягкие и чистые кровати, стиранное белье, а воздух в лесу аж голова кружится.
— Но почему я не могу спать у вас? — искренне не понимая, спросила Ю. — Я вам что, неприятна?
— Дуреха, — расхохоталась Маша. — Конечно, ты нам приятна. Но иногда мужу с женой хочется остаться наедине, особенно по ночам. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я.
Маша встала, Ю помогла надеть ей на спину рюкзак и тихонько сказала:
— Хорошо, я буду спать в лагере.
***
Станция Стромино была средних размеров. Кирпичные стены, выкрашенные толстым слоем белой краски, и синяя крыша из металлочерепицы. Справа, как и на станции Ерелино, был козырек, подпертый тремя кирпичными столбами. Под ними напротив друг друга стояли две длинные скамьи.
Станция отличалась от других высокой крышей и вполне себе приличных размеров чердаком. На котором спали выжившие бродяги. Сзади ставилась деревянная лестница, а на ночь смотритель ее убирал. Места на чердаке стояли на порядок дешевле, но и спать приходилось на полу, правда, имелся тонкий настил соломы.
Друзья добрались до места позже, чем думали. Останавливаться приходилось много. Под самый конец Борис Валентинович уходил вперед, оставлял там рюкзак и возвращался за грузом Марии.
Метров за триста до конечной точки Ю отделилась от отряда и пошла опушкой леса. Борис и Маша сели на скамью и поставили перед собой рюкзаки.
Никто не подходил. Двери убежища то и дело открывались, и в них заходили и выходили незнакомые люди. Причем люди эти никогда не бывали на станции Бякино. Борис очень беспокоился, что его узнают бродяги, и старался надвинуть козырек кепки на глаза.
Время шло, никто не обращался за грузом. Друзья уже начали переживать, они хотели вернуться дотемна, но, вероятно, придется ночевать в Стромино. Проблема в том, что никто ничего с собой не взял и платить за ночлег нечем.
Еще через полчаса на соседнюю лавку присела бабушка лет семидесяти и попыталась завязать шнурок на своем ботиночке. Бабка кряхтела, и вся покраснела от натуги. Борис встал, подошел к пенсионерке и, присев на корточки, помог завязать узел бантиком.
— Спасибо, внучок, — поблагодарила старушка дрожащим голосом. — Откуда путь держите? Что-то я вас раньше тут не видела.
— Дела у нас тут, бабуль, — отмахнулся Борис Валентинович. — Скоро уйдем.
— Ну раз дела, тогда «Нахнагель», внучок, — улыбнулась бабушка.
Борис от удивления открыл рот, попятился назад и, наткнувшись на скамейку, присел.
— «Нахфогель», — ответил мужчина и тихонько толкнул Машу в бок.
— Где мои правнуки? — нахмурила брови пожилая женщина. — Вы должны были привести их с собой.
— У нас только эти рюкзаки, — пульс Бориса участился, и вена на виске заметно пульсировала. — Открывай.
Друзья нервно расстегнули молнию и ужаснулись от увиденного. В больших черных рюкзаках лежали дети. Два мальчика лет десяти. Кожа их имела сине-фиолетовый оттенок, волосы повылезали, и губы наполовину оборваны.
От дневного света маленькие зомби начали шевелиться, шипеть и обнажать зубы.
Глава 4
Борис сидел в кустах и ждал, когда несколько зомби отойдут подальше. Выждав нужный момент, мужчина выскочил и, не оглядываясь, побежал за домом вдоль стен панельной пятиэтажки.
— «Следующий дом мой», — мысленно произнес Борис, держа в руках автомат. — «Еще немного, и я вам помогу».
Мужчина осмотрелся, никого возле подъезда не было. Борис быстро добрался до двери и проник внутрь. Поднявшись на свой этаж, снял с шеи тонкую веревочку, на которой висел ключ от квартиры. Вставил в замочную скважину и открыл замок.
Дома было всё как три года назад. Мебель, компьютерный стол, телевизор — всё как до этой чертовой эпидемии. Мужчина открыл дверцы верхнего ящика шифоньера и достал из него целлофановый пакет с цветными и черно-белыми фотографиями.
Борис лег на кровать, на которой когда-то спал с супругой, и, положив одну подушку на другую, принялся их рассматривать.
Тут он совсем еще ребенок, а на этой уже в школе, в старших классах. На этой в армии сидит на БТР, а эта сделана в ЗАГСе. Тут он дочку забирает из роддома, а здесь ведет ее за руку в первый класс. Одинокая слеза скатилась по щеке, глаз защипало, и мужчина вытер его рукавом.
Затем Борис покопался в других ящиках. Достал картонную коробочку, которая использовалась как домашняя аптечка, и высыпал всё содержимое в свой рюкзак.
Заглянул на кухню, забрал спички, сахар, чай и два больших ножа для мяса.
Зашел в комнату дочери и взял из ее письменного стола несколько школьных тетрадей с ее писаниной.
Упаковал в рюкзак свежие носки, майки, трусы и, посмотрев на себя в зеркало в прихожей, взял в руки плоский топорик с гвоздодером на конце, лежавший на кухне для рубки мяса. Вынул несколько гвоздей, заколоченных не до конца, снял автомат с предохранителя и открыл дверь.
Двое зомби, один повыше, другой пониже, стояли к мужчине спиной и не шевелились. Борис прицелился... В квартире прозвучало два одиноких выстрела, от которых наставник проснулся.
Борис Валентинович проснулся в холодном поту в своём кресле на станции Бякино. На лице его лежал один из читаемых им журналов. Опытный выживший сглотнул накопившуюся во рту слюну и вышел на перрон.
— Все в порядке? — подошел сзади Сережа.
— Напомни мне больше не спать после обеда, — тихо ответил
