теперь располагаю гораздо большей силой. На Калибане противника не одолеть, просто обнажив перед ним клинок, но Галактика в целом — это не Калибан.
— Мы здесь ради того, чтобы объединить человечество, а не поработить его, — напомнил Фулгрим. — Да, некоторые склонятся только под угрозой меча, однако другие примкнут к нам добровольно.
— Гидореас, — позвал Рогал магистра хускарлов, и тот шагнул вперёд, готовый исполнить приказ. — Сообщение флоту: всем кораблям приступить к атаке на поверхность.
— Слушаюсь, владыка Дорн, — ответил советник, приложив руку к гербу в виде кулака на своём нагруднике. — Флот начнёт операцию через пять минут.
Когда Гидореас развернулся и направился к ступеням, ведущим на главную коммуникационную палубу, он услышал, что его примарх напоследок сказал своим братьям.
— Будем надеяться, враг сумеет понять, что мы неодолимо сильнее, и пожелает сохранить не только честь, но и жизнь.
Неприятель безнадёжно уступал им в мощи, и всё же Сигизмунд поневоле признавал, что капитуляции совсем без сопротивления не будет. Но что руководит врагом — стремление потешить своё эго или же честь истинных воинов? Этого никак не узнать.
Он наступал по незнакомой улице в плотной группе воинов, чьи чёрные доспехи выделялись среди золотисто-жёлтой волны. Другие отделения по большей части принадлежали к ротам 29-го, 32-го и 45-го штурмовых кадров, однако сам легионер покинул их ряды, пока владыка Дорн присутствовал на Солнечном конклаве вместе с Императором и своими братьями-примархами.
Он стал Храмовником.
Сигизмунд чувствовал, что поменялось не только его оснащение — болт-пистолет и цепной клинок вместо болтера, — но и всё остальное. Храмовники играли роль меча всей группировки: они либо врубались в неприятеля, словно режущая кромка, либо устремлялись вперёд, как остриё. Масса следующих за ними Имперских Кулаков представляла собой могучую руку и тело, благодаря которым каждый порез оборачивался тяжёлой раной. Там, где недруг сопротивлялся, Храмовники пронзали его оборону. Братья тесно взаимодействовали с отделениями прорывников, которых вывели из пустотных битв, чтобы их уникальные навыки и снаряжение пригодились в городских боях. Такие подразделения, в буквальном смысле служащие щитом от вражеского огня, первыми шли в сражение, разворачивали вектор атаки и отражали контрудары до тех пор, пока не наступал подходящий момент для штурмового выпада Храмовников.
Роль клинка, а не тела или же щита, нравилась Сигизмунду.
Город представлял собой лабиринт, а его строители будто поклонялись треугольнику. Улицы пересекались в соответствии с треугольной планировкой, двери зданий имели треугольную форму, их стены усеивали высокие трёхгранные окна, а венчали все сооружения пирамидальные крыши. Возможно, подобная эстетика зародилась из-за трёх лун на орбите мира, или же фундаментом для неё послужили какие-то мифы неизвестного происхождения, чьё влияние ощущалось и тысячи лет спустя.
Враги по большей части сражались в громоздких красно-оранжевых бронекостюмах, а их головы защищали золотые шлемы с забралами. Эхо от звуков попаданий неприятельских пуль и взрывов болт-снарядов астартес разносилось по выложенным плиткой коридорам и залам, а затем возвращалось, отражаясь от сводов.
Высокие окна зазвенели от лязга сабатонов, когда Храмовники ворвались на нижний этаж какого-то здания, превращённого в опорный пункт. На верхние ярусы вместо лестниц вели зигзагообразные пандусы с балюстрадами. Десятки местных солдат, укрывшихся за каменными парапетами, обстреливали Имперских Кулаков сверху.
— Копьё! — взревел Эол, магистр Храмовников, и двуручный меч в его длани засиял отблесками огня.
Двигаясь как один, его воины сузили построение с ловкостью бойца, меняющего стойку, а три отделения прорыва выдвинулись вперёд, чтобы принять вражеские залпы на себя. Перемещаясь к арьергарду строя, Сигизмунд снимал из болт-пистолета врагов, которые засели на верхних уровнях пандусов, ведя огонь поверх голов прорывников и их щитов. Осколки каменной кладки разлетались, будто шрапнель, и солдаты с золотыми забралами валились назад — мёртвые, раненые или же просто перепуганные. Никакой разницы, если учесть, что ждало их дальше.
Между тем другие Имперские Кулаки проникали в обширный зал через выбитые окна и сломанные двери. Их болтеры и более тяжёлое оружие изрыгали пламя, а прорывники шагали навстречу шквальной стрельбе неприятеля.
Продвигаясь к пандусу, некоторые из них подняли щиты, чтобы добавить высоты подвижной стене. Храмовники двинулись за ними, заполняя брешь между тактическими отделениями и бойцами с тяжёлым вооружением. Они готовились к атаке точно так же, как воин заносит руку с мечом для удара.
— Выпад!
Крик Эола прозвучал в тот же миг, как по залу прокатилась команда лейтенанта Поллукса из роты прорывников, велящего своим бойцам расступиться.
Отделения щитоносцев, как и Храмовники, выполнили манёвр с точностью до долей секунды. Строй прорывников раздвинулся, и из бреши ударил меч легиона — Эол во главе чёрно-золотого клина, Сигизмунд в четырёх рядах позади на левом краю. Любые враги, сумевшие уцелеть ранее, падали, сражённые разрывными болтами из его пистолета или ударами его цепного меча, раздирающего плоть зубьями. Шагая в наступление, Храмовники давили окровавленные тела павших, и они за считаные секунды превратились из разумных существ в неровное покрытие для пола.
— Редут! — проревел Эол, перекрикивая какофонию боя.
В ходе атаки Храмовники нагромоздили перед собой груды вражеских тел. Враги повергли двух братьев, и обоих теперь заносили внутрь строя, по бокам от которого топали прорывники, бегущие вверх по пандусу.
— Апотекарии! — закричал Сигизмунд, убирая пистолет в кобуру, чтобы помочь товарищам.
Ласситура и Эруда, облачённых в разбитые доспехи, вынесли из построения Храмовников так же плавно, как выдвигается закрепитель для наплечника из серворуки технодесантника. Появились два воина в белой броне, сопровождаемые тактическими легионерами, и обоих Храмовников забрали. Апотекарии на ходу взялись за дело, и раздался визг резаков для вскрытия брони, постепенно стихающий вдали.
При следующем выпаде впервые произошла обратная смена позиций: Храмовникам пришлось несколько секунд биться под прямым вражеским огнём сверху, пока отделения щитоносцев не прошли через их строй, чтобы принять на себя основную мощь обстрела. Сигизмунд чувствовал себя слегка непривычно, когда позволял другим сражаться вместо него, но, хотя Храмовники продолжали оттачивать мастерство индивидуального боя, VII легион в целом действовал по принципу кулака. Для сильного удара требовалось, чтобы вклад в него внесли все составляющие элементы.
Сигизмунду пришлось напомнить себе, что, пусть его и приняли в ряды
