видно. Останавливаемся тут. Заночуем, а с утречка уже за поиски примемся.
Княжич, ночной холод которому залезал под доспехи и щипал всё тело, не стал спорить, с плохо скрываемой радостью спрыгнул коня и начал готовиться к ночлегу. Юноши быстро собрали хворост в кучу, развели костёр. Княжич завернулся в плащ и молча грыз сухарь, глядя на огонь. Баламут поминутно кряхтя и охая, разминая затёкшее тело, постоянно прикладывался к бутылке.
— Ты правда сможешь Горыныча победить? — неожиданно спросил Алексей.
— Очень своевременный вопрос, учитывая как далеко мы уже заехали, как давно встали на этот путь, и насколько оная тварь должна быть в опасной близости от нас.
Баламут взмахнул руками, выпивка выплеснулась из горлышка, он явно сильно захмелел.
— Смогу. Для меня это так же просто, как тебе сметанки в щи подбросить. Видишь?
Он показал пальцем на свой шрам под глазом.
— Его мне кикимора болотная оставила. А я с ней схватился на голых кулачках. Пьяный. И без одежды. И поборол её, смекаешь? Мне твоего Горыныча одолеть, что яйцо куриное разбить. Глазом моргнуть не успеешь, а все три его башки уже твою каминную полку украшают. Я человек щедрый, все трофеи можешь себе забрать.
Алексей покивал, явно замечтавшись, как такой ценный приз окажется в его руках, и поплотнее завернулся в плащ.
— Хорошо, коли так, — сказал он.
Баламут посмотрел на поясной кошель Алексея и облизнулся.
— Княжич, — сказал он, подбрасывая новую ветку в огонь. — Может, передашь мне медальон прямо сейчас? Кто знает, что случится. Забудется-закрутится всё, не получу я положенной награды. Может, ты мне безделушку эту сейчас доверишь на хранение?
Алексей снял кошель с пояса и засунул его себе за пазуху.
— Получишь, когда зверя убьёшь и княжну спасём, не раньше, — ответил он.
— Да что же такое, — буркнул Баламут себе под нос, но вслух произнёс:
— Уже и спросить нельзя. Я же хотел как лучше, чтобы всем удобно был. А ты опять про меня гадости какие-то думаешь, по лицу румяному твоему видно.
— Может, ты, лучше, пить прекратишь? — спросил княжич. — Ты завтра в состоянии, вообще, будешь с Горынычем биться?
Баламут пренебрежительно махнул рукой.
— Как говорят ромеи, вино только с утра пьянит, а к вечеру прочищает мысли.
— Так ты с утра пьёшь!
— Справедливо, — ответил Баламут и снова приложился к выпивке.
Ветки в костре потрескивали, рассыпаясь миллионами искр.
— Время позднее уже. Отдохнуть надобно, понятное дело. Ты спи, спи, княжич, закрывай ясные очи, — сказал Баламут, продолжая прикладываться уже к новой бутылке и не отрывая взгляда от кольчуги Алексея, за которой теперь спрятался кошель с золотым медальоном.
— А ты чего? — спросил княжич.
— А я подожду, посторожу, чтобы нас лиходеи какие ночью не ограбили. Места здесь опасные, душегубы алчные могут водиться, на добро наше зариться. Не стоит бдительность терять.
— Это ты дело говоришь. Хорошо. Разбудишь меня через несколько часов, я на стражу встану.
— Ага, давай-давай, засыпай, друг мой светлый.
Алексей лёг на землю и укутался плащом, подложив ладонь под щёку. Сердце Баламута забилось быстрее. Он снова жадно отхлебнул из бутылки. Мир в его глазах начал ходить в круговерти и пришлось протереть глаза, отгоняя пьяное наваждение. Спит княжич, или нет ещё? Баламут моргнул. Веки словно наливались свинцом, с каждым мгновением становясь всё тяжелее. Моргнул ещё медленнее. Баламут зевнул, покачиваясь. Прикрыл глаза на секундочку…
Проснулся Баламут от того, что Алексей со всей силы тряс его за плечо.
— Отстань, — сказал наёмник, переворачиваясь на другой бок, не открывая глаз. — Дай поспать ещё пять минуточек.
— Там виверна, — прошептал княжич.
— Да-да, виверна там, ага, а я кесарь ромейский, — пробубнил Баламут.
Он зажмурился сильнее, но княжий сын не отставал, продолжая трясти наёмника.
— Вот пристал, как банный лист, — проворчал тот.
Баламут вылез из-под одеяла, сел, бурча под нос ругательства. Нащупал припасённый бурдюк с медовухой, жадно припал к нему. Захрипел, растёр пальцами виски, которые будто сжали в тисках. Костёр их давно потух, оставив после себя только горстку едва тёплых углей.
— Там виверна, говорю тебе, — снова зашипел княжич.
— Угу. Я когда от кошмаров просыпаюсь, тоже как умалишённый всех убеждаю, будто взаправду всё было. Отстань. Ляг, проспись.
— Да посмотри ты!
Баламут нехотя оглянулся через плечо.
На небольшой поляне саженях в двухстах от них прохаживался зелёный змей, с маленькими перепончатыми крылышками, пяти аршин от хвоста до рогатой головы.
Баламут фонтаном выплюнул медовуху. Схватил княжича за воротник, притянул, показал пальцем.
— Не, ну ты видел? Видел?
— Да я-то вижу!
— Да что же ты молчишь, остолоп. Это же змей! Самый настоящий! Они существуют!
— Конечно, существуют, ты же сам с ними борешься, — Алексей повернулся к Баламуту.
— Ну да, точно, борюсь, — закашлялся тот. — Я такой. Не выспался просто, забыл уже всё на свете. Я бы и голову свою забыл где-нибудь под кустом, не будь она прямо ко мне приделана.
— Хватит лясы точить, сделай уже что-нибудь.
— Ага, уже делаю, дай-ка подумать.
Баламут нервно выдохнул, огляделся.
— Нам повезло, что мы с подветренной стороны, — сказал он, — она нас не учует. Если эта зверюга вообще чуять умеет.
Алексей обернулся.
— Ты чего, не знаешь умеют ли они чуять?
— Всё я знаю, не ори ты.
Баламут трясущимися руками кое-как натянул сапоги, схватил пожитки в охапку и на четвереньках пополз к стреноженному коню.
— Ты куда? — зашипел Алексей.
— Ты сам-то как думаешь? — зашипел в ответ Баламут. — К коню поближе, от этой зверюги подальше.
— Бежать удумал, что ли?
— Какой ты сообразительный иногда бываешь, диву даюсь. Быть тебе советником великого князя, не иначе.
— Ты, никак, струсил? — спросил княжич.
— Я смелый только тогда, когда это нужно, — ответил Баламут. — Ты смелый, потому что бабка-повитуха
