помощью, не сосчитать. Так за что сжигать?
Она сверкнула белозубой улыбкой, потешаясь над моей наивностью.
– Так ведьмой меня считают, и тебя теперь тоже.
Она опять поспешила в погреб.
О таком аспекте здешней жизни я не задумывалась, а ведь Анея права: есть неприятности, есть виноватый – в данном случае ведьма. И разбираться, виновата на самом деле, или не виновата, здесь в деревне, никто не будет. Суд общества он такой, самый справедливый.
Раздумывая таким образом, я сходила за ведром помоев, которые следовало вылить на компостную кучу, почему – то закрытую дерном. На ветках торчащих из под него выступила соль.
– Анея, а зачем ты кучу дерном закрываешь? – поинтересовалась я, дождавшись пока она появится с очередным ведром земли. Еще пока сама не понимая, чем меня зацепил этот самый высол на ветках.
– А перегнивает лучше, я потом на огород под грядки это закапываю, – она фыркнула, сдувая упавшую на глаза прядь волос, – Растет хорошо. Да и хранится все дольше. Только соль эта, на ветках, очень едкая.
Она равномерно распределила землю из ведра по междурядью, притоптала. Отошла, оценила вид со стороны.
Ну да, соль едкая, хранится дольше. Тут еще и погреба серой окуривают, чтоб порчу от овощей отогнать. Магов в деревню не дождешься, да и стоят их услуги дорого.
– А помнишь, мы погреб старосте окуривали, чтоб овощи хранились лучше, ну теми желтыми камушками? Остались они у нас? – я аж подскочила на месте от нетерпения, мысль оформлялась во вполне конкретную идею: сера есть, селитра, тот самый высол, есть, чуть-чуть угля и я возможно смогу сотворить хотя бы примитивную банку с порохом. Зачем мне это нужно, я даже не задумывалась. Просто обрадовалась возможности создать что-то похожее на вещи из моего мира.
Это как будто на чуть-чуть приближало меня к дому.
Анея пожала плечами глядя на меня как на сумасшедшую:
– Да, мешочек в кладовке лежит, желтуха сырости не любит, я её и положила с той стороны где печка.
– Отлично! – Я со всех ног рванула в дом…
Через четыре месяца экспериментов, пары сильных ожогов, Анея залечивая их, страшно на меня ругалась, и десятка других поменьше, я заново изобрела дымный порох. И умудрилась сотворить из ниток аналог бикфордова шнура. Шнур при испытаниях трещал, испускал едкий серный дым, но горел исправно. И небольшие керамические шарики, начиненные самодельным порохом, взрывались с грохотом и густым дымом.
Спасибо урокам химии, истории и древним китайцам.
Этот самый порох, упакованный в ребристые керамические горшки с затертыми крышками, я и укладывала сейчас в мешок. Что-то мне подсказывало, что спокойная жизнь закончилась и сюда я не вернусь.
Я присела на лавку переводя дыхание.
Надо бы сходить Ихора проверить, он просил, когда вернусь обязательно зайти к нему.
Ихор раньше служил на границе с Росакаром.
Женился и жена вроде хорошая была, и хозяйство справное было, целых два поля. Пара коров, пять коз, куры, утки. Зажиточный крестьянин, одним словом. Да вот беда, решил он прикупить еще земли, побольше. И пожадничал, пошел на год, наемником на границу. Платят наемникам неплохо. Хозяйство на жену оставил, да на её родственников.
Это мне Анея рассказывала.
Однако жена Ихора родив ему сына, умерла от родильной горячки так и не успев дождаться возвращения любимого мужа с границы, а новорожденный сын умер от неизвестной местным лекарям болезни. А Ихору в одной из стычек с дикими горгами спалило половину тела.
Возвращение его домой, прямо сказать, было нерадостным. Родственники привыкшие распоряжаться его имуществом как своим собственным, сначала пытались сделать вид, что не узнали вернувшегося с границы воина.
После многочисленных скандалов и дележа имущества горластой родней, Ихора поселили в конюшню. Два поля и основательный бревенчатый дом пятистенок прибрал к рукам предприимчивый местный староста, объясняя, что инвалид поля пахать не может, и за домом следить тоже. Животных разобрали по рукам ближние и дальние родственники.
Анея Ихора жалела, и потому подкармливала, то пирогами, то горшком наваристого супа.
Варила ему специальные мази, которые снимали боль.
Я подхватила из буфета глиняную чашку с невиданной роскошью: печеньем, эх, хотела полакомиться по возвращению. Отсыпала половину в мешочек, сунула в карман. Другую половину высыпала в чашку, сверху положила булку хлеба и кусок вареного мяса.
И выскочив из дома, пригибаясь, чтобы не было видно из-за заборов, бегом побежала в сторону конюшни.
Сквозь щели в воротах пробивался свет, значит несмотря на темноту Ихор еще не спал.
– Тук-тук, – я ужом скользнула в конюшню, – Ихор, ты где?
– Здесь, – отозвался он громким шепотом, – в крайнем деннике, Ингарра.
Вообще-то меня зовут Инга, Инга Владимировна Савельева. А здесь, вот, переделали мое имя на местный манер: Ингарра.
В деннике моим глазам предстала странная картина, на кучу сена было брошено одеяло, на нем, укрывшись вторым одеялом, лежал Ихор. Рядом стояла глинянные миска с остатками какой то еды и кружка с водой.
В подсвечнике на стене тускло горела свеча высвечивая резкие, осунувшиеся, черты лица Ихора. По углам метались тени и стоял невыносимый сладковатый запах.
– Я уж думал тебя не дождусь, – он устало опустил голову на сено.
– Ихор, а я вот тебе печенье принесла – я присела рядом, отодвигая пахнущую тухлым чесноком миску подальше, – а что тут случилось, почему не дождешься?
В ответ Ихор, нашарил в полутьме мою руку и сжал.
– Да что случилось? – поведение мужчины меня окончательно испугало, – Ихор?
Меня вдруг осенило:
– Это Гарта, да? Что эта дрянь сотворила на этот раз?
Гартой звали жену старосты. Была она громкоголосая, высокая, статная, а заодно злопамятная и очень жадная дама. С её легкой руки и громкого голоса, Ихора и переселили сюда.
Ихор бросил быстрый взгляд на миску, которую я так тщательно отодвигала.
– Думаю, она меня отравила, – сообщил он ровным голосом.
Я вскочила на ноги.
– Что? Почему ты молчал? Надо было сразу сказать, сейчас я…
– Сядь Ингарра, – шепотом, но очень убедительно приказал мне Ихор, – даже когда я сам это понял было уже поздно что-либо делать. – Он раздраженно махнул рукой, пресекая мои возражения, – Слушай внимательно. Она, все время пока ты с Анеей были в городе распускала слухи про неурожай и ведьм, про то, что поле вы испортили. И как ты в лес ушла говорила, что не зря ты одна из города вернулась. Понимаешь, что это значит? Уж не знаю, чем вы её задели.
– Понимаю, – кивнула я, опускаясь на прежнее место – терпению народному пришел конец и ведьму жечь будут.
– Верно, бежать тебе надо. И
