у мужчины будто образовалась ледяная глыба и начала подтаивать, растекаясь холодом по телу — на месте уха у Серёжки ничего не было. Олег пошарил, пощупал пальцами… Только крошечная дырочка над скулой и еле заметные неровные бугорки кожи вокруг.
Это не его сын! Олег вдруг понял это со всей ясностью. До него дошло, как до жирафа. Это не его сын, не его дом, не его семья. Не его жизнь. Это просто не может быть. Олег начал думать, что спьяну вломился в чужую квартиру, что просто похож на кого-то… А они тоже похожи… Как близнецы. Как отражения в зеркале. Точно! Зеркало. Тот тип с зеркалом в метро. Похожий на Олега. На его отражение в его чёртовом зеркале… Он украл отражение, присвоил. И зеркало специально разбил. Стал Олегом. А он им…
Нет. Не бывает такого. Это только в кино бывают Третьи улицы Строителей и прочая белиберда. Как же жена? Сын? Ведь их никто не ловил в зеркальные ловушки… А остальные? Олег был уверен, в понедельник на работе все будет по-прежнему. Жаль, что завтра ещё только воскресенье. Ещё один день в этой спятившей квартире, среди чужих людей, притворяющихся семьей…
Олег сидел и беспомощно разглядывал выступающие из темноты призраки предметов, ждал утра. Даже голод, мучивший весь вечер, пропал, а стоило вспомнить об аромате шашлыка изо рта жены, как пустой желудок подпрыгивал к горлу, выталкивая желчь и заставляя сглатывать горькую слюну.
Видимо, он всё-таки задремал, потому что совсем не помнил, когда Серёжка сполз с дивана и забрал подушку, отчего голые ноги у Олега замёрзли. За окном было светло, но по-прежнему туманно, словно к окнам снаружи прижали гигантские полиэтиленовые пакеты с молочной сывороткой. Воздух в квартире очистился. Детская была пуста. Наверное, Олег также проспал и вынос тела…
Сергей сидел за кухонным столом и наворачивал овсяную кашу. Светло-русые вихры скрывали отсутствие уха. Олег не стал присматриваться и проверять, на месте ли второе… Ему захотелось выбраться отсюда как можно скорее, всё равно куда.
— Серёжа, сходим в кино? — вдруг предложил отец и улыбнулся как можно естественнее.
— Давай! — радостно согласился он, — только я не Серёжа.
Олег застыл, стараясь удержать дрожь, потому что в животе опять заворочалась ледышка.
— А кто ты? — почти нормальным голосом спросил он.
— Сергей Олегович! — с довольным видом выкрикнул сын и отправил в рот последнюю ложку овсянки.
— Тогда собирайся, Сергей Олегович, — промямлил отец и сам пошел одеваться. Умыться в ванной перед зеркалом и что-нибудь съесть в этом доме было выше его сил.
В торговом центре, среди людей, стало полегче. Перед сеансом они успели купить по чизбургеру; впрочем, Олег свой не доел — он никак не мог избавиться от ощущения и запаха Ириного языка, пока жевал мясную лепёшку, сдавленную с двух сторон круглой булкой.
Олег получил бы больше удовольствия от уморительных выходок жёлтых «миньонов», если бы Сергей не подпрыгивал и не таращился с ужасом на отца всякий раз, когда он от души смеялся.
Возвращаться домой не хотелось, и Олег таскал Сергея вдоль торговых рядов, делая вид, что его очень интересуют новые модные коллекции одежды и скидки на старые. Отовсюду тошнотворно пахло то попкорном, то чебуреками, то удушливой парфюмерией. В голове снова прорастала боль. Витрины отражали безумный калейдоскоп, дребезжащую музыку с ярмарки самого дешевого тщеславия.
Детская ручка в руке мужчины — потная, горячая, неприятная — дёрнулась и настойчиво потянула куда-то.
— Папа, давай сходим!
Над аркой из гирлянды пыльных бело-розовых воздушных шаров горели неоновые буквы: «Зеркальный лабиринт», а за прозрачной занавеской просматривался уютный полумрак, слегка подсвеченный прохладным, то ли голубым, то ли зелёным светом.
— Пап, ну давай! — Сергей вырвался и исчез за занавеской.
Олегу ничего не оставалось, как заплатить за два билета скучающей девице в костюме Алисы и отправиться за ним. Внутри лабиринта было заметно тише, чем снаружи, лишь переливалась откуда-то с чёрного потолка хрустальная нестройная мелодия. Пол тоже был чёрным и по нему вились светодиодные синие и зеленые змейки, прижатые к основаниям хаотично расставленных зеркальных колонн. Эти разноцветные зигзаги служили единственным источником освещения, они тянулись, убегали в темноту, отражались в зеркалах, неожиданно обрывались, а потом выползали как будто ниоткуда. Олег следовал их причудливой траектории, не поднимая глаз, несмотря на своё отражение выше колен.
— Папа! Найди меня! — голос Сергея донесся откуда-то издалека, словно лабиринт раздвигал пространство не только в отражениях, но и для звуков создавал дополнительные обширные вместилища.
Олег двинулся на его голос, заходя в тупики, кружась на одном месте, заглядывая за фальшивые углы.
— Серёжа! Ты где? — Голос мужчины всколыхнул плавную рябь на поверхности зеленоватого зеркального прямоугольника, в котором его ноги нерешительно топтались на месте, а кроссовки и подвернутые джинсы были заляпаны чем-то тёмным.
— Я не Серёжа! — захихикал сын совсем рядом, а когда Олег резко шагнул в ту сторону, гулко прокричал словно со дна глубокого колодца: — Я Серге-е-её Олего-о-о-ви-и-и-ч!
«Почему мы здесь одни? — подумал Олег, скользя вдоль очередной зеркальной иллюзии. — Такой непопулярный аттракцион?»
Очередной тупик поймал его, как аквариумную рыбку в садок, и, прежде чем мужчина нашел из него выход, в одном из обступивших его отражений мелькнула облезлая, побитая и измазанная черной грязью кошка. Олег бы ни за что не заметил её, если бы не смотрел так упорно только вниз. Кошка остановилась позади него, повернулась и почти беззвучно зашипела сквозь оскаленные острые зубки. Тут же раздался оглушительный лай.
— Джеки, заткнись!
В синем свете закачалась жуткая фигура — голая Ира с облезающей, обугленной кожей с съёжившимися тонкими белыми шрамами. Отражение двинулось, удвоилось, потом расстроилось и под разными углами посмотрело сквозь Олега тремя парами бесцветных бессмысленных глаз, синхронно поправило волосы и исчезло в трёх разных направлениях за невидимыми поворотами, словно стёртое ластиком.
— Сергей! — раздраженно выкрикнул Олег и тут же осёкся — споткнулся о детскую ручку, протянутую из темноты и словно отрубленную острым черным зеркальным краем. Ручка беспомощно и неподвижно лежала на полу, а светодиодная змейка превращала текущую по ней кровь в чернила. Олег упал на колени и потянулся к застывшим пальчикам, но коснулся лишь холодного стекла, и тут же почувствовал спиной жаркое зловонное дыхание и услышал зарождающийся в утробе огромного животного рык. Скосив глаза, в ближайшем зеркале он увидел снежного барса, который сидел, нависая над окровавленным детским телом, и скрёб чёрный пол острыми и длинными, как ножи, когтями.
Олег отвернулся и, всё так же стоя на коленях в пустом зеркальном лабиринте, взглянул, наконец, в
