и закуски. Мэт украшает комнату. А ты… Ты мне нужна для одного важного дела, — предупредила она мой вопрос, насчёт необходимости во мне, если у неё и так всё схвачено. — Ты ведь умеешь играть на клавесине… — вкрадчиво начала она. — Сыграешь?
— Э-э… Не думаю, что это хорошая идея.
— Это великолепная идея! Я подобрала для тебя несколько музыкальных композиций, но ты, разумеется, и сама можешь выбрать, если захочешь.
— Можно, да?
— Не будь врединой! Я сэкономила тебе кучу времени. Кстати, о времени. Мне еще нужно составить список гостей. Так ты придёшь? Хотя твой отказ не принимается. Можешь взять с собой спутника, если есть на примете, — прокричала она уже с дальнего конца коридора. — Но я обещаю, что и так скучать не придётся — кавалеров хоть отбавляй! До вечера!
Замерев в растерянности посреди коридора, я пыталась сообразить, что мне делать. Какие музыкальные композиции выбрать для вечера? Что надеть? И… к какому часу меня ждут? Луон всегда умела привнести элемент неожиданности в мою жизнь. Но отвлечься мне не помешает. Вот уже два дня ощущаю себя как на вражеской территории, под пристальным наблюдением… И некому излить душевные муки: отец просил по возможности не распространяться о нашем маленьком тёмном секрете, а если в Совете возникнут вопросы — он сам всё уладит. И к чему этот танец над бездной?
Стены дворца содрогнулись от протяжной и немыслимо скорбной мелодии. Вибрации сотрясали пол, доходя до самого сердца, причиняя жгучую боль. Волнами накатывали звуки, обнажая чувства до пронзительной остроты. Передо мной возвышались двери из крепкого белого дуба с крестами на створках, ведущие в Зал Скорби. Сама не заметила, как оказалась здесь.
— Простите. — Меня потеснил служитель в белой рясе и торопливо вошёл внутрь, оставив дверь приоткрытой. Я заглянула.
Колонны подпирали высокий потолок, большой зал был украшен гирляндами белых цветов. Лучи солнца проникали в комнату сквозь разноцветную мозаику окон, рассыпая радужные бриллианты. В этом переливающемся многоцветье на подставках рядами стояли белые гробы. Позолоченные кресты на их крышках отражали солнечный свет. Пахло благовониями и ладаном. В комнате было немноголюдно. Не у всех погибших охотников родня могла приехать на похороны.
Я вошла в зал, отмечая, как странно в нём сочетается жизнь и смерть: в солнечных лучах, льющихся сквозь оконные витражи — одно; в печальных звуках органа — другое. Почти все гробы закрыты, кроме тех редких, возле которых плакали родные и близкие.
— Откройте, я хочу его видеть. Пожалуйста, откройте, — просила у служителя юная девушка, заламывая руки. — В последний раз. Хочу видеть.
— Нельзя, милая. На всё милость Господа. Смирись, — ответил он ей кротко с состраданием во взоре.
— Я прошу… пожалуйста…
Служитель был непреклонен, но девушка продолжала и продолжала умолять.
— Почему не откроют? — спросила я молодого паренька, меняющего прогоревшие свечи в подсвечниках.
— Так от него ничего не осталось.
От ответа мороз пробежал по коже. Я дико огляделась — может, и все закрытые гробы пусты, а от охотников остались лишь имена?
В одном из них, открытом, вдруг почудился Аллен… его лицо, как гипсовая маска, и покойно закрытые глаза…
Я выскочила из зала прощания с жарко бьющимся сердцем; его удары причиняли боль. Если мне однажды придётся стоять там, возле его гроба…
— Аллен… — Губы дрожали, а по щекам катились слезы. — Если бы я знала… если бы я только знала, то ни на минуту не отпустила бы тебя!
Подхватив юбки, я бежала по коридору, а в голове звенел неугасаемый хор голосов:
«Господи, дай покой им. Милостью своей…
Этот сад цветов напои росой топлёных жемчугов…»
Глава 3. Подкравшееся безумие
— Ну и на что это похоже… удерживать рубежи?
— На поцелуй с горьковатым привкусом глинтвейна.
Лиз и Габри опять забыли вынуть цедру лимона, догадалась я, услышав обрывок разговора Дарена и белокурой красотки у него на коленях.
Эта вечеринка сводила меня с ума. Луон не сочла нужным сказать, что пригласит всех своих городских подружек. А учитывая ее общительность, таковых набралось с десяток. Спасибо не больше!
Я сыграла две партии «Музыки небес», но публика откровенно скучала, ожидая чего-нибудь веселенького и незатейливого, чтобы разогнать в жилах кровь. От музыкальной программы, приготовленной Луон на вечер, я наотрез отказалась, проигнорировав её обиженно-поджатые губы. Но подруга не отчаялась и вскоре нашла какого-то бедолагу, согласившегося бренчать на клавесине весь вечер в угоду толпе. Немало народу танцевало посреди чайной, создавая тесноту, хотя и вполне терпимую. Меня пихнули под локоть, и я опрокинула на кого-то тарелку с кусочком черничного пирога. Ну вот, а я надеялась хотя бы сладким скрасить этот нелепый вечер.
— Осторожней, — предостерег мягкий голос. — Так недолго и на неприятности нарваться. — С куском моего пирога стоял Дарен. Он сжимал его в руке, отчего белая перчатка испачкалась в ягодной начинке. — Боюсь, этот кусок более непригоден к употреблению.
Я смутилась. С этим хай-охотником я была не знакома. О нём ходили странные слухи. Говорили, что он немного не в себе… и это мягко сказано… То, как он убивал демонов, шокировало даже видавших виды простых охотников. Дарен был из элиты, что отличало его от других особой статью и ощущением спокойной силы. Таких, как он, посылали в самое пекло. Если он и правда тронулся умом, то немудрено. Мне одного Дня Пламени хватило, а Дарен… Трудно представить, что ему приходилось видеть за свою жизнь хаен-вентра*. (*Хаен-вентры — охотники высшего уровня.)
На его губах замерла почтительная улыбка. Вдруг подумалось: сколько правды в слухе, что он пил кровь демона? Более мерзкой жидкости сложно и представить.
Дарен стянул испорченную перчатку и отбросил, не сводя с меня пристального взгляда. Он словно гипнотизировал. Внешность у него была аристократическая, тонкие черты лица и пронзительные серые глаза, особенно выразительные на фоне матовой кожи и ореола белых, как первый выпавший снег, волос. Белая форма хай-охотника с длинными полами камзола подчеркивала сияющую чистоту и красоту юноши. Он был невероятно хорош собой. Наверняка редкая девушка могла устоять перед ним.
— Кажется, мне ещё не выпадала честь быть вам представленным лично. Разумеется, я знаю, кто вы. Ведь однажды мы все присягнём вам на верность, наследница. Дарен Харсед, — представился он, склонив голову, и предложил руку. — Потанцуем? Вы мне должны. За испорченную перчатку.
Отказаться было неловко, и я приняла приглашение. Его рука оказалась на удивление теплой. Приобняв меня за талию, он кому-то кивнул. Заиграла спокойная, лиричная мелодия, и он закружил меня с каким-то особенным терпением и тактом. Господи, как
