себя наркоманом, получившим желаемую дозу. Тошно, что сорвалась, но так хорошо… словно в меня жизнь вдохнули. Словно выдернули из смога отравляющих воспоминаний, разбавив новыми, позволив сделать крошечный глоток кислорода.
Нетвердой походкой иду к дивану в приемной. Сажусь, поглаживая ладонями фактурную кожу. Позволяю себе вновь занести ногу над знакомой пропастью. Навязали… да кому он рассказывает? Надоела? Допустим. Слишком прилипчива? Да, пожалуй. Все эти бесконечные сообщения, милые глупости, которые невозможно было удерживать внутри, его скупые ответы, от которых на секунду останавливалось сердце, а после принималось мчать во весь опор. Будь я старше, опытнее, наверное, сумела бы сдерживать порывы. Возможно, наша связь продлилась бы дольше, будь я чуточку удобнее. Но мне не было и девятнадцати. Он был моей первой и единственной любовью. Мое счастье было непомерно. Неподвластно! Но точно не навязано. Андрей позволил этому случиться, и это разрешение я вымаливала со слезами на глазах.
Ложусь, цепляясь взглядом за вмятину на потолке. Пробка от шампанского. Закрыто крупное расследование, получен солидный гонорар. Столько воспоминаний в этом месте… точно оставлю тут очередной осколок своего сердца. Чувствую каждой клеточкой, что уехать придется совсем скоро. И сейчас судьба дает мне последний шанс выяснить причину гибели брата. Своеобразно, но она вообще та еще шутница.
Надо только взять себя в руки. Не позволять себе попусту злиться, прекратить винить его в том, какой он. Я всю жизнь смотрела на него через призму своей любви, искажая его реальный облик. Я выдумала идеал, которым он никогда не был. Не его проблема, пора уже повзрослеть. Да и чего я боюсь? Полюбить его вновь? Так я и не разлюбила.
Поднимаюсь и выхожу на улицу. Окидываю взглядом припаркованные вдоль дороги автомобили и иду прямиком к покрытому приличным слоем грязи внедорожнику. Открываю дверь и сажусь рядом со Смолиным, полулежащим за рулем на откинутом сиденье.
— Не думаю, что он вынашивал какой-то план три месяца, — озвучиваю результат умозаключений.
— Почему? — отзывается Костя, не открывая глаз.
— Ты велел без соплей. Принимай как факт.
Смолин тихо хмыкает.
— Окей.
— И в барахле в квартире твоей бабушки нет Андрюшкиных вещей.
— А где они? — Смолин открывает глаза и приподнимается, хмуро сталкивая брови к переносице.
— Должны быть в Васькином гараже.
— С хера ли? — злится сильнее.
— Без соплей же, — пытаюсь держать равнодушное лицо, но ядовитая улыбочка так и рвется наружу.
Константин нажимает на кнопку и ставит свое сиденье в нормальное положение, одновременно с этим гася раздражение.
— Давай с соплями, но без истерик и метания предметов, — идет на компромисс. Хоть в чем-то не изменился, в этом он мастер.
— Ты бросил меня на следующий после похорон день, — проговариваю с вновь нахлынувшей обидой, буравя его взглядом. Смолин плотно смыкает губы и молча ждет продолжения. — Я была раздавлена. Вася пытался поддержать.
— Ты с ним спала? — рычит вопрос, а я удивленно распахиваю глаза.
— Это точно не имеет никакого отношения к делу.
— Ошибаешься. И мне не нужны детали вашей возни под одеялком. Да или нет.
— Как вещи Андрея оказались в его гараже уже неинтересно?
— Я мудак, ты обижена и вместо того, чтобы попросить о помощи меня, попросила того, кто крутился поблизости и преданно заглядывал в глазки, а заодно и под юбку, — отбивает с презрением. — Ничего не упустил?
— Я пыталась их сжечь, — цежу сквозь зубы. — На пустыре. Ночью. Одна. Потому что мне не нужен был никто, ясно? Ни Вася, ни, тем более, ты.
— Психопатка, — без промедления, но с некоторым удивлением ставит диагноз. — Зачем?
— А зачем он меня оставил? — выговариваю с трудом. Губы мелко дрожат и кривятся, перед глазами неминуемо мутнеет. — Ушел? Катись ко всем чертям. Вы оба.
— Ясно, — выдыхает недовольно и отворачивается от меня. — Значит, у нас не личные вещи, а обгорелые остатки. Да и то, если повезет.
— Да, — отвечаю резко. Моргаю и быстро вытираю слезы.
— Я все еще жду ответ.
— Теперь я еще и шлюха?
— Ты трахаешься с женатым мужиком. Не вынуждай меня составлять твой психологический портрет.
Обида и раздражение точно в пол проваливаются. Интересного он обо мне мнения. Разубеждать не стану, много чести, но с чего он это взял?
— Я никогда не спала с Васей, — отвечаю развернуто и спокойно. — Поясни, как это связано.
— Попроси своего любовника нарыть тебе статистику преступлений, совершенных на почве страсти.
— Страсть? — прыскаю и тихо смеюсь. — С Васькой?
— В тихом омуте, — пожимает плечами Смолин. — Я ему не доверяю. Никогда не доверял, если уж на то пошло. Слишком безотказный.
— Ясно, — продолжаю посмеиваться, а Смолин переводит на меня хмурый взгляд.
— Будь с ним на чеку. Выезжаем в одиннадцать, мне надо поспать.
— Я с тобой не поеду.
— Я не приглашал. Выметайся.
Сжимаю левую руку в кулак, вонзаясь ногтями в кожу. Правой тянусь к ручке, изо всех сил призывая себя к спокойствию. Но когда вылезаю из его высокой тачки и разворачиваюсь к нему лицом, толкаю дверцу со всей имеющейся у меня дурью. А ее во мне предостаточно.
А этот подонок улыбается. Заводит мотор и, рискуя угробить его раньше времени, эффектно отъезжает.
Глава 3
— Чокнутая баба, — злится Валя, нервно дергая за ремень безопасности и блокируя его. С остервенением предпринимает еще несколько попыток, пока не сдается и не отпускает его. Накрывает лицо ладонями и трет глаза.
— Можем выехать утром, — произношу осторожно. — Пусть едет, когда ему удобно.
— Да при чем тут это? — он убирает руки и поворачивает голову, показывая все свое недовольство. — Я не хочу спать. Я не понимаю, что за вожжа попала под хвост моей жене.
— Ей скучно одной, — встаю на защиту Киры. — А мы даже не знаем, сколько там пробудем.
— Вот надо было так нервы вздрючить перед дорогой, — ворчит по накатанной, наконец-то совладав с ремнем. — Скучно ей, видите ли. Работу пусть найдет.
— Восхищаюсь твоей выдержкой, — говорю быстро, радуясь, что он не сказал это ей, а Валя фыркает:
— Опыт. — Бросает на меня взгляд, по привычке проверяя, пристегнулась ли, и плавно трогается с места. — Да и… тоже можно понять.
— Конечно, — поддерживаю с готовностью.
— Меня немного напрягает появление Смолина, — принимается рассуждать, как делает всегда в дороге. — Допустим, ему в самом деле понадобился образец ДНК. Почему сейчас? В последний раз мы были там семь месяцев назад. Второй вопрос — зачем ему наше участие? Он мог подобрать твой носовой платок и сделать анализ по нему. Родство либо есть, либо его нет, третьего не дано. Но он приехал, лично.
— Самое очевидное — расследование просто
