чемодан. Потом последовали некоторые формальности, подписи, выписки и утверждение чеков, с коими Монтеро старался расправиться как можно скорее. После этого он покинул банк, даже забыв попрощаться. Но новость о том, что знаменитый столичный ученый-физик так спешно решил обналичить все свои чеки и закрыть вклады, не произвела бы такого фурора, если б не телеграмма, полученная парижской академией через четверть часа после посещения Сальвадором знаменитого банка. Дословно представлять текст этого послания я считаю нецелесообразным, ведь телеграмма полнилась множеством слов высокого толка и сложных конструкций, прочтение коих займет слишком много времени и сил. Но основной посыл письма, полученного в бушующей академии, звучал так:
«Уважаемые коллеги, члены ассоциации столичной академии наук, я, хорошо каждому известный Сальвадор Монтеро, прошу извинить меня за столь поздно сообщенную информацию. Я отменяю все свои публичные и непубличные выступления, исследования и заседания в ассоциации по причине спешного отбытия из Парижа. Сегодня же, в 11 часов утра, я направлюсь в Канаду на одном из экспериментальных трансатлантических самолётов французского производства. Время моего отсутствия во Франции мне неизвестно, но могу вас уверить, что вернусь к научной деятельности, как только закончу те непредвиденные и очень важные дела, которые свалились на меня так внезапно. Еще раз прошу прощения за столь позднее сообщение, но изменить своего решения я не вправе. Надеюсь в скором времени вернуться в стены ассоциации!
ваш Сальвадор Монтеро.»
Покидая Париж, ни ученый, ни его источающий счастье друг, ни, тем более, пилот, являющийся членом недавно упомянутого французского авиаклуба, само собой, не могли и помыслить, что их отбытие вызовет такой большой шум. Ведь даже событие подобных масштабов, как трансатлантический перелет, было уже давно не в диковинку для людей, хоть сколько-нибудь погруженных в новости современных средств передвижения. Да, коммерческих полетов через океан пока не было, но авиалюбители не раз смогли пересечь такое громадное расстояние. Поэтому мой читатель может не сомневаться, что уже через какие-то пару тройку лет любой желающий сможет путешествовать из Европы в Штаты более быстрым способом, чем то может предложить самое скоростное судно морского пароходства любой из цивилизованных стран.
Газеты слегка запоздали, и наши герои не получили возможность узнать о том потрясении, которое облетело весь Париж. В этот день о странном решении известнейшего физика не слышал только глухой. О нем толковали все, строя собственные теории, объясняющие подобную спешку ученого, который никогда ранее не был замечен в поступках подобного рода. Сальвадор всегда ставил на первый план любимое дело, и отказаться от него в пользу чего-то иного было практически невозможно для этого испанца. А тут целый перелет, оплаченный отказом Монтеро от своей деятельности на неопределённый, но, наверняка, внушительный срок. Каждая из крупнейших газет Франции по-своему трактовала произошедшее этим утром, но все они были едины в одном: Сальвадор Монтеро задумал что-то поистине грандиозное, о чем в скором времени узнают все. Заголовки так и пестрели разнообразными вызывающими фразами:
"Светило науки в бегах!"
"За столичным физиком Монтеро идет охота"
"Почетный член академии наук бросил ассоциацию на произвол судьбы"
" Сальвадор Монтеро решил отправиться в путешествие, оставив свой пост ученого"
И это лишь малая часть того, чем полнились газеты и разговоры следующих недель. Были даже такие, которые несмело утверждали, что Сальвадор — преступник или, того хуже, иностранный агент под прикрытием, который, почувствовав опасность, решил залечь на дно и на самом деле никуда не улетал, а телеграмму отправил для отвода глаз. Таких предположений было мало, а после того, как один журнал опубликовал занимательную статью, оспаривающую эти слухи и обеляющую честное имя ученого, утверждая, что Монтеро решил отойти от теории к практике и отправился в геологическую экспедицию в горы, такие предположение и вовсе исчезли.
И людей мало беспокоило, что Сальвадор совершенно не мог иметь дело ни с какими экспедициями, тем более геологическими, ведь он был всего лишь физиком, хоть и очень известным и именитым. В общем, следующие пару недель французы только и обсуждали отбытие Сальвадора, строя теории и делясь друг с другом личными догадками. А вот академия не вступала в подобного рода обсуждения, тщетно пытаясь связаться с ученым или хотя бы с его родственниками, но последние совершенно не имели никакого представления о причинах такого спешного исчезновения Монтеро. Основатель ассоциации был буквально в бешенстве, ведь выстроил планы на месяц вперёд, а Монтеро своим столь скорым отлетом разрушил их. Злился учредитель недолго и, после пары неудачных попыток узнать цель и срок отсутствия испанца, успокоился. Аргументировал он это тем, что Монтеро знает, что делает, и по пустякам ни за что не пошел бы на такой шаг.
От столь оживленных обсуждений выиграли только авиаклуб и французские авиафирмы, получившие неожиданную рекламу и долгие обсуждения, так или иначе возвращающиеся к трансатлантическому перелету их детища. Но сейчас стоит отойти от описаний происходящего в столице и перенестись в самолет производства компании братьев Вуазен, в котором по небу мчались трое.
Глава 4 "За день до"
Человек, который держит в руках мои скромные записи, наверняка хочет узнать истинную причину, побудившую Сальвадора пуститься в такой перелет.
Монтеро был человеком, которого отлично характеризует фраза "семь раз отмерь, один отрежь". Принятие решений давалось испанцу с трудом и занимало немалое время. Ученый обдумывал каждый из сценариев, взвешивал все «за» и «против», долго колебался, но сделав выбор, никогда от него не отступался, даже если тот был невыгодным, трудозатратным или, объективно, неправильным. Он шел до конца, руководствуясь правилом, что рассуждать надо до принятия решения, а после уже рассуждать бессмысленно, остаётся лишь действовать.
Так как же Сальвадор пришел к тому намерению, которое было реализовано в лучших его традициях, сиречь — незамедлительно? На это повлияло множество факторов, но главными были два:
Монтеро знал, что свалившееся на Бернара богатство могло нарушить душевное равновесие самого хладнокровного человека, что уж говорить о безбашенном французе, который, поддавшись эмоциям, мог… Да мог все что угодно, ведь это был де Шатильон — любитель приключений и захватывающих событий. И Сальвадор решил выступить в роли стабилизатора, того, кто поможет лучшему другу принять верное решение даже в самой затруднительной ситуации. Вторым фактором выступило обстоятельство, выраженное в отказе других родичей Шатильона практически от всего богатства, сосредоточенного в поместье ныне покойного Вильяма Симарда, хотя многие из них были более приоритетными наследниками. Этот вопрос мучил Монтеро, безрезультатно ломающего голову над его решением. Хоть ответа ученый дать и не мог, но четко знал, что это все выглядит
