— О, Ксения, как мне тебе объяснить, насколько это другое — быть замужем за любимым и знать, что меня любят за меня саму и больше не из-за чего другого.
— А папа должен был оставить свой полк?
— Разумеется, — кивнула миссис Сандон. — Мы наделали столько шуму! Такой разразился скандал! Подобное не так-то легко сходит с рук в высших кругах. Но всё это как-то сгладили, насколько было возможно. Английский адъютант сбежал с королевской дочкой! Дело немыслимое! Думаю, это весьма сотрясло весь дипломатический корпус.
Ксении стало смешно.
— Никогда бы, ха-ха-ха, не подумала, что одно сердце влюбленной девушки может сотрясти целый дипломатический корпус! Я еще понимаю — взбесить родителей этой девушки…
Миссис Сандон тоже развеселилась.
— Видишь ли, при дворе свои правила — и правила очень строгие. Важно все! Особенно — аристократические корни, знатность рода. Так что мне и твоему отцу пришлось просто исчезнуть. Это было лучше и проще для всех. Что нам еще оставалось делать, если мы решили быть вместе — всю жизнь? Ведь невозможно такое, чтобы офицер неродовитого происхождения стал членом королевской семьи! — Миссис Сандон развела руками.
— А почему вы выбрали Литтл Кумб?
— Твой отец знал это место давно. Еще до того, как мы познакомились, он ездил в отпуск сюда с одним своим полковым другом, тот родом из этой деревни, но сейчас он живет в Бодмине, это тоже здесь, в Корнуолле, не так далеко от Труро, ты должна знать. А когда мы приехали сюда вместе с твоим отцом и я увидела эту деревню — такую красивую, — а потом, спустя недолгое время, и весь Корнуолл — такой изумительный, цветущий, бескрайний, с его небом и морем, и наш маленький дом в Литтл Кумб, окруженный кустами гортензий… Я много месяцев не могла налюбоваться тем, что я здесь вижу! Мне казалось, я очутилась в раю! — Миссис Сандон выглянула в окно, словно бы убедиться, что за стенами дома и вправду рай.
А за стенами дома — он был крайний в деревне, и вид из окна не закрывали другие дома и садики с непременной ухоженной кустарниковой растительностью вдоль стен и вдоль каменной кладки заборов — были поля: разных оттенков зеленого или песочного цвета, небольшие, с непрямыми границами, в виде «заплат», окаймленных рощицами и длинными перелесками — полосами древесных зарослей. На этих «заплатах» паслись где коровы, где овцы, где лошади, а иные были пусты — отдыхали, или на них отрастала трава для будущего сытного выпаса. Всё это выглядело очень уютно, как всё сотворенное заботливыми руками, — и вместе с тем как-то изящно, несмотря на то, что работали тут земледельцы и скотоводы. Но особую неповторимость придавали пейзажу отдельно стоящие среди полей деревья — с сильной ветвистой кроной, толстым стволом и густой листвой — очень красивые и величественные. Они стояли здесь как хозяева или стражи, как некие живые существа со своею собственной историей и судьбой. Ни одна пила лесоруба за многие десятки лет не покушалась на эти святыни — возможно, еще помнящие отголоски передаваемых из уст в уста поверий и песен древних кельтов под своими ветвями. Население в этих благословенных краях жило с природой в тесном содружестве и словно брало у нее свои блага взаймы — и честно их отдавало, не пуская в бездумный расход ни травинки, ни веточки, ни кусточка, оберегая при том во множестве жизнь лесных и полевых тварей, а не только свою.
Миссис Сандон долго молчала. Ксения ее не торопила.
— Но когда влюбишься, моя милая доченька, — заговорила мать снова, — ты поймешь, что в жизни важно только одно: быть с тем, кого любишь, и заботиться только о нем. Все остальное — приличия, правила, даже место, где ты живешь, — не имеет значения. Тем более — если речь идет о богатстве… Если делишь его не с тем, кого любишь, счастья оно не приносит.
— Уверена, папа думает точно так же!
— Да, он думает так же, хотя и сожалеет — совершенно напрасно, как я его искренне уверяю! — обо всех тех удобствах и дворянских привилегиях, какие были бы у меня в Словии и каких он не может мне здесь предложить.
— Так, значит, мы всегда жили так бедно лишь потому, что вы с папой сбежали? — Ксения потерла кончик носа — он вдруг зачесался. Она чихнула.
— Именно так, милая, но меня никогда это не волновало. Однако я бы хотела дать тебе настоящее благородное воспитание… Ведь неизвестно, как сложится твоя жизнь, и надо быть к ней готовой.
— Мама, но мне с вами так хорошо! — серьезно ответила Ксения, шмыгнув носом. — Я могу ездить с папой верхом — он мне столько рассказывает про лошадей! И я очень люблю смотреть, как он рисует. С ним так интересно! Он много всего знает и про растения, и про землю, и про лесных птиц и мелких зверьков. Мы столько смеемся… А у тебя я набираюсь ума-разума — и всего-всего, что ты умеешь делать руками! А сколько ты мне всего рассказываешь! Ты же столько знаешь — ты у меня такая умная, мамочка! И наш Литтл Кумб я очень люблю. Да мне очень, очень повезло с вами — с тобой и с папой, что вы у меня такие — самые мои любимые и независимые!
Миссис Сандон растроганно притянула ее к себе и поцеловала.
— Это именно то, что я хотела от тебя услышать.
— Как у нас все необыкновенно! — Ксения обняла мать за талию и уткнулась лбом ей в плечо. — Но почему же твоя сестра… Доротина… почему она тебя не искала? Вы близнецы… Как это интересно — каждый день видеть перед собой саму себя! И не в зеркале, а наяву! Она, наверное, так по тебе скучала! Она же перестала тебя видеть! Это как потерять половину себя!
— Я знаю, что Доротина по мне скучала. Но не было никакой возможности, чтобы она поддерживала со мной связь вопреки воле отца. Да и как бы она нашла меня здесь, в Литтл Кумб?
— А ты сбежала и ей не писала?!
— Конечно, нет! Я не могла ставить ее под удар. Я знала, мое письмо ее очень обрадует, но и причинит ей неудобства. Прежде всего моральные — представь себе, что бы она почувствовала, получив от меня весточку! А отвечать на письмо — ей бы очень хотелось этого! — значило бы тоже нарушить отцовскую волю.
— Да… Ты права… А она вышла замуж?
— Да. Как-то я увидела в газете объявление о ее помолвке с эрцгерцогом Фридрихом Прусским — через год после моего бегства из Словии.
— Эрцгерцог — должно быть, человек о-очень знатный!..
— Это тот человек, которого мой отец прочил мне в мужья, — ответила мать. — Но, ручаюсь, ни за что на свете я не хотела бы оказаться на месте моей сестры Доротины.
— А дети у них… у тети Доротины… есть? — с любопытством спросила Ксения.
— Не знаю, — печально ответила миссис Сандон. — Видишь ли, английская пресса не слишком жалует мелкие балканские государства, чтобы писать о них все подробности. Иногда они вскользь упоминают Словию, и вот два года назад я узнала, что наша мать скончалась.
— А отец жив?
— Да, но он стар, и в последних новостях говорилось, что нездоров. Думаю, он мог приезжать в Англию по делам государственным, но, похоже, он слишком слаб, чтобы покидать пределы дворца.
