антиквар понизил голос. – Хотя это и так понятно.
С характерным «цыкающим» звуком вынул промасленный клинок из ножен.
– Вот тут надпись, видите, «Meine Ehre heißt Treue» – «Моя честь – верность!» Это девиз охранных отрядов «СС». Кстати, Гитлерюгенд планировался как основной поставщик воинов для СС, Гитлер в одной из речей сказал: в Гитлерюгенде мы воспитываем мальчишек и девчонок четыре года, а затем мы отдаем их не в руки старых родителей и школьных воспитателей, но сразу же принимаем в партию или Трудовой фронт, в СА или СС! А если они там пробудут полтора или два года и не станут совершенными национал-социалистами, тогда их призовут в «Трудовую повинность» и будут шлифовать в течение шести-семи месяцев с помощью кое-какого символа – немецкой лопаты. А тем, что останется через шесть или семь месяцев от классового сознания или сословного высокомерия, в последующие два года займётся вермахт. А когда они вернутся через два, или три, или четыре года, мы их тотчас же возьмём в СА, СС. И они больше никогда не будут свободными – всю свою жизнь.
Понимаете, Арти? Смысл нацистской идеологии как раз в этом: не быть свободным, а быть винтиком в государственной машине. Трудиться или умирать во благо страны.
– Это неплохой принцип, если при этом не уничтожать других, – вставил Артем.
– Само собой, без идеи уничтожения или порабощения других народов нацизм ничем не отличается от патриотизма, – согласился Причалов. – Так вот, кстати, о лопате, о которой говорил Гитлер.
Он снял с подставки тяжелый кортик с символом лопаты на ножнах.
– Это парадный тесак рядового члена «Рабочего фронта». Глядите!
Со звуком нескольких стальных лопат, одновременно воткнутых в мерзлую землю, вылетел из ножен клинок в форме мачете.
– А? Видите? Кто вот у них такое выдумывал? – Сизи держал мачете так, будто собрался рубить толстые ветви лиан в непроходимых джунглях Амазонки.
– Это похоже на… мачете? – неуверенно сказал Артем.
– Похоже, и даже поставлялось в Южную Америку тысячами. «Arbeit adelt» – «Труд облагораживает», вот какой девиз вытравлен на лезвии, видите? Но я на другое хотел обратить внимание. Смотрите!
Причалов взял мачете-клинок в правую руку, а ножны в левую и расположил параллельно перед лицом Артема. Нетрудно было увидеть, что ножны – прямые с округлым навершием, а клинок изогнутый, с основанием тоньше острия, и поэтому оба предмета диссонировали друг с другом. Но в то же время они как-то одновременно друг друга и дополняли.
– Видите? – настойчиво и по-мальчишески озорно спросил Сизи. – Ну, Арти?! Правда не видите? На что это похоже?
Артем присмотрелся. Почесал в затылке, пожал плечами.
– Да ладно вам! – Сизи надул губы. – Не стройте из себя ханжу. Это же пенис! Член! Ножны – это вид сверху, видите головку? А клинок – тот же член, только вид сбоку!
– Черт, точно! – Артем удивился. – Надо же… И кому пришло в голову такое… И зачем?
– Искусство, геноссе! Над дизайном гитлеровских клинков работали лучшие искусствоведы. Первый клинок – штурмовых отрядов СА, такой же, как эсэсовский, только коричневый, Гитлер лично утверждал. Копия мистического швейцарского кинжала Гольбейна с гравюр «Пляски смерти».
Артем оглядел остальные предметы, выставленные на стеллаже. Поймал себя на мысли, что ищет взглядом кортик «Гитлерюгенд», но вспомнил, что тот остался на столе в кабинете Сизи.
– Сигиз… Сизи… Так что по поводу «Гитлерюгенда»? Почему в 1937-м появился этот клинок офицера? Ножи-то были, и я читал, это были уменьшенные копии винтовочных штыков с символикой и всем прочим, как положено. Просто потому что надо было выделить офицеров-воспитателей молодежной организации?
– Скорее всего. В 1936 году фон Ширах сблизился с Гиммлером, главой СС, и заключил с ним соглашение, по которому члены «Гитлерюгенда», отвечавшие требованиям, рассматривались как главный источник пополнения СС. А в декабре 1936-го фон Шираха ввели в состав имперского кабинета в качестве руководителя молодёжи. Тогда же на основании гитлеровского декрета «Гитлерюгенд» был признан единственной молодёжной организацией Германии. Я знаю, что лично Бальдур фон Ширах согласовывал форму кинжала со специалистами из «Аненербе» по протекции Гиммлера; тот был повернут на теме мистики, как известно. Но документов об этом не видел. Слышал только от родственников фон Шираха.
Артем удивленно вскинул брови.
– От кого?
– Чего вы удивляетесь? Фон Ширах отсидел в Шпандау 20 лет, освободился в 1966-м, книжку написал. У него осталась куча родственников, близких и дальних. Вот, с одним из них я и знаком. Когда бываю в Берлине, встречаемся иногда. Пиво пьем.
Причалов вдруг скорчил обиженную мину.
– Арти, вот вы меня уже час пытаете! Конечно, я не без удовольствия мучаюсь, но все-таки, может, просветите, вам зачем такие подробности? Вы этот предмет купить хотите или, наоборот, хотите продать чей-то? Покажите тогда?
Артем подумал секунду, потом достал из кармана мобильный смартфон и показал фотографию кинжала из материалов дела. Конечно, он потрудился над фото, размыв фон и убрав с помощью фоторедактора все атрибуты уголовного дела, так что снимок выглядел вполне обыкновенно для антиквара.
– Позволите? – Сигизмунд Робертович взял смартфон Артема в руки и раздвинул пальцами поверхность экрана для увеличения изображения. Внимательно осмотрел лезвие, затем рукоять. Сосредоточил взгляд на крестовине.
– Ох ты, батюшки мои, неужели? – воскликнул взволнованно.
– Что такое? – волнение антиквара передалось Артему мгновенно.
– Вот, смотрите! Две буквы «BS» как бы вкраплены в орнамент каната на крестовине?
Артем вгляделся в увеличенное изображение. Качество снимка было хорошим, так что при увеличении буквы были видны отчетливо.
Каховский оторвал взгляд от экрана и посмотрел на Сизи. Тот кивал головой и улыбался.
– Арти, колитесь! Где этот предмет? Я знаю, кому его можно продать. Это же личный кортик Бальдура фон Шираха! У него их, конечно, было несколько, такие вещи было принято дарить. В коллекционном исполнении, с золотом, серебром, с клинком из дамасской стали и прочая. Но этот может оказаться той самой первой моделью из «Аненербе».
Глава 4
– По-твоему, сын мой, жечь книги прямо под дверьми храма – это нормально? Это соответствует вашей идеологии?
– Библию же никто не сжег, падре? Это во-первых. А во-вторых, инквизицию для книг не мы придумали. Церковь это сделала раньше. Разве нет?
Шестнадцатилетний берлинский школьник Отто Шульц ходил в храм Святой Ядвиги, главный католический храм Великого рейха, скорее по привычке и из уважения к родителям. Никто из друзей-одноклассников и особенно товарищей по членству в «Гитлерюгенд» не одобрил бы бесед-исповедей с пастором. Конечно, дело было не только в привычке и уважении, просто по дороге из школы он забегал в кондитерскую на Жандарменмаркт, где с удовольствием предавался слабости съесть эклер на деньги, регулярно
