Утром я позвонила Люське и потребовала отчета о том, что происходило на курсах в мое отсутствие. Подруга отчиталась и пригласила в гости. Поскольку со строителями теперь будет разбираться Ромка, я со спокойной душой отправилась к подруге. Она жила в старом пятиэтажном доме прямо напротив меня. Я выгуляла Рудольфа и вошла в подъезд. Из почтового ящика Люськиного соседа торчал угол газеты.
— О, местная пресса! — оживилась я и лихо извлекла еще пахнущий типографской краской листок. Рудольф неодобрительно покосился на меня и что-то проворчал.
— Да ладно тебе, — я подхватила песика на руки. — Чего ты, как старый дед, вор-чишь? Сейчас тетя Люся тебя чем-нибудь вкусненьким угостит!
Тетя Люся была не в настроении.
— Проходи, — хмуро сказала она, открыв дверь.
— Ты чего такая? — поинтересовалась я, влезая в разношенные тапочки ее мужа.
— Санька вчера пьяный явился, — махнула рукой Люська.
— И что? Дрался?
— Прям, дрался, скажешь тоже! — отвергла мою версию подруга. — Он приволок домой трубки от таксофонов, штук пять или шесть...
— Зачем? — удивилась я такому странному проявлению фетишизма.
— «Люсенька, — передразнила Люська мужа, — мы с ребятами тут посидели малость. Я тебе звонил, звонил, а у меня, оказывается, сотовый разрядился. Я пошел домой и по дороге из каждого таксофона звонил. Ты мне веришь?» А потом вывалил передо мной вот это...
Она указала рукой на стол, где сиротливо лежали те самые трубки, по которым звонил Саня.
— Не дозвонился, видать, — сообразила я, — вот и осерчал!
— Ладно, — махнула рукой Люська, — пошли чай пить!
Пока подруга суетилась, готовя чай, я развернула украденную газету. Она, как обычно, пестрела множеством рекламной информации и различного рода объявлениями. На последней странице в рубрике «Когда верстался номер...» я обнаружила очень интересную заметку: «Вчера вечером в результате несчастного случая скончалась вдова лауреата Нобелевской премии Либермана А.Ф. госпожа Либерман Р.А. Приносим искренние соболезнования родным и близким покойной».
Я растерянно заморгала: хоть режьте, но таких совпадений не бывает! Только вчера ко мне пожаловала «наследница» и вчера же умерла вдова Либерман!
— Женька, ты чего? — Люська, оказывается, давно трясла меня за плечо. — Ты чего замерла?
— А? — очнулась я. — Люся, ее убили.
— Конечно, — не стала спорить подруга. — Кто бы сомневался!
— Ты тоже так думаешь? — обрадовалась я.
— А то!
Мне стало немного легче, и я горячо заговорила:
— Люсь, ты же знаешь, что таких совпадений не бывает! Она только вчера объявилась, и эта тут же умирает! Несчастный случай! Ха, кого они лечат?! Да мне только бы одним глазком на труп посмотреть, я бы сразу определила, сама она умерла или ей помогли!
Люська скосила на меня испуганные глаза и согласно кивнула:
— Женя, ты гений сыска! Я в тебя верю!
Через секунду она поинтересовалась:
— А кого убили-то?
Я молча ткнула пальцем в газету. Подруга углубилась в чтение, а потом сочувственно проронила:
— Жалко собачку!
— Ты о чем? — я оторопело уставилась на нее.
Настала ее очередь тыкать пальцем в какую-то заметку. Склонившись над печатным изданием, я прочитала душещипательный рассказ о том, как молодая овчарка спасла жизнь мальчику, провалившемуся под еще не окрепший лед. Потом схватила воспаление легких и умерла на руках у хозяина. Собачку, бесспорно, жалко, но при чем здесь вдова Либерман? Этот вопрос я и задала Люське. Она задумалась и наконец произнесла:
— Ни при чем!
Я медленно сосчитала про себя до десяти и уже совсем спокойно спросила:
— Ты о ком?
Люська с ее слабой нервной системой досчитала, наверное, до пятидесяти и так же спокойно ответила:
— О собаке. А ты?
— Я тебе говорю о вдове Либерман. — Я вновь вонзила палец в газету. — Она умерла в результате несчастного случая. Вчера. И вчера же ко мне заявилась липовая наследница. Эта самозванка заявила, что она дочь профессора Либермана. Потом жених ее увел, но мне, по правде говоря, эта история не нравится!
Люська прекрасно знает, уж если мне что-то не по нраву, то это серьезно. Она внимательно посмотрела на меня и задала еще один вопрос:
— Так Роза Адамовна умерла?
— Кто?
— Роза Адамовна Либерман! Или у Арнольда Флавиевича была еще одна жена?
Жалко, что психушка у нас переполнена, а то бы мы с Люськой составили неплохую парочку ее пациентов. Представляете, солнышко, снежок тихо падает, а на скамеечке во дворе психиатрической лечебницы сидят две симпатичные девушки и мирно беседуют!
— Людмила! — строго произнесла я. — Ты что, знала Розу Адамовну Либерман? Являлась ли она женой нашей городской достопримечательности — господина Арнольда Флавиевича Либермана?
— Являлась... — эхом откликнулась Люська. — Я у нее еще в институте химией занималась.
— Так, хорошо. А еще кого-нибудь из этого богом отмеченного семейства ты знаешь?
— У них еще дочь была... Соня, и племянник, имени не помню. Больше я никого не знаю! — воскликнула Люся.
— Этого достаточно, — успокоила я ее. — А теперь скажи мне, родная, адрес Ли-берманов ты помнишь?
— Конечно! Улица Лесная, дом четырнадцать! Но это было пять лет назад, и они могли переехать...
— Замечательно! Вот видишь, какая ты молодец! — похвалила я подругу. — Давай чай пить!
Люська зарделась от похвалы, и мы еще долго, минут пятнадцать, пили чай. Потом я, терзаемая догадками и неизвестностью, поднялась, посоветовала Людмиле принимать валериану и пошла домой. Неторопливо пересекая двор, я думала грустную думу: «Снова засосало меня это болото. Если Ромка узнает, что я опять затеяла расследование, то дольше пяти минут я не проживу. Ведь совсем недавно давала клятву, что больше никуда не влезу! Только на таких условиях Алексеев согласился на мой дизайнерский заскок. Впрочем, Рома — это не самое страшное, что может со мной приключиться. Вовка-следователь — вот кто испортит мне жизнь! Но без его помощи, к сожалению, как ни крути, мне не обойтись».
— И что я за человек такой! — пожаловалась я Рудольфу. — Может, мне в монастырь податься?
Собака протестующе гавкнула.
— Почему это не возьмут? — обиделась я. — Ты что же, наслушался всяких там следователей?! Эх, ты! Вот возьму и назло вам всем разберусь с наследством семьи Либерман! Пошли домой!
Но даже в родных стенах душа моя не находила покоя. С одной стороны — мои мужики, которым уже давно поперек горла стоит моя страсть к расследованиям, но с другой стороны... Что может быть интереснее чужих тайн? Дело вовсе даже не в моем неуемном любопытстве, вернее, не только в нем. Тут встает вопрос о справедливости! Разве я могу допустить, чтобы семью моего знаменитого земляка оставили без средств к существованию всякие там мошенники! А ведь сейчас начнется самое интересное. Либерман скончался где-то полгода назад. Смею думать, что Нобелевская премия — это не зарплата педагога или даже медика. Там сумма о-го-го! Его супруга, Роза Адамовна, являлась наследницей, как там говорят юристы, первой степени. Следом за ней идет дочь, затем внуки, а потом племянницы, племянники и так далее. И в общем-то, ничего страшного не произошло. Ну, померла старушка, а лет-то ей сколько? По грубым подсчетам что-то около семидесяти. Очень даже подходящий возраст для того, чтобы отбыть на тот свет. Вероятнее всего, я бы даже и не обратила внимания на коротенькую заметку в газете, если бы не вчерашний визит Светланы. Эта акула захотела получить свою долю наследства. И где гарантия, что неожиданно не обнаружатся еще несколько десятков охотников до денег Либермана? Тогда его настоящей дочери грозит реальная опасность. Решено, буду спасать несчастную Либерманшу-младшую. А начать следует с визита к бедной сиротке.
