собраться с мыслями и начинать уже, наконец, нормально анализировать ситуацию. А все эти эмоции, когда чувство сопричастности к происходящему довлели, отринуть.
Мы вместе с князем отправились домой. При этом мне не понравилось, что Алексей Борисович, придя в ту комнату, что я занимал, предупредил, что будет меня ждать уже за воротами Зимнего дворца. Мне приходилось вновь какими-то служебными входами-выходами покидать дворец. Впрочем, поповский сын, не дворянин во дворце? И хочет выйти через парадную? Но я, осознавая сословные порядки, все равно хотел.
— Говорите же, почитай уже, надворный советник! — сказал Алексей Борисович Куракин, как только мы сели в карету и даже еще не тронулись.
Понимаю, не терпелось князю сообщить мне, что вот так резко становлюсь чиновником 6-го класса и… получаю дворянство. Да не какое-то личное, а потомственное [чин, равен подполковнику. До реформы 1845 года надворный советник получал потомственное дворянство, после только личное. В РИ Сперанский так же получил надворного советника быстро].
Наверное, я должен был изобразить счастливое безумство, может открыть дверцу кареты и прокричать на весь Петербург: «Йо-хо!» Но нет, я воспринял подобное, как данность, как новую вводную в мои оперативные и, тем более, стратегические планы. Так было в иной истории, когда мой реципиент меньше чем через месяц после смерти Екатерины Алексеевны, стал тем самым надворным советником. Ну и почему в этой реальности должно быть иначе? Я не замечал за собой серьезных промахов, напротив, считаю, что чуть более удачно выстраиваю путь на вершины.
— Неужели вы не рады, Михаил Михайлович? Признаться, я был уверен в ином вашем настроении, после таких новостей, — разочарованно выкрикивал Куракин, стараясь быть чуть громче, чем шум от езды по мостовой.
— Чин и следующее с ним дворянство — это не только безусловное благо, но и великая ответственность, требовательность к себе, собранность и честность в служении императору и Отечеству, — пафосно отвечал я.
— Порой вас послушать, так хочется записывать слова. Правильно вы все сказали. Но поверьте, Михаил Михайлович, я, как ваш друг… да, нынче, когда вы считай дворянин, я могу называть вас другом. Так вот скажу: мир дворянства, к превеликому огорчению, не всегда честен и справедлив, пусть к тому и стремится, — словно умудренный старец мальцу, говорил Алексей Борисович.
Я не ответил. Ну хочет человек чувствовать себя наставником, старшим товарищем, проводником с суровый мир дворянства, пожалуйста! Выслушаем и потешим княжеское эго. Куракин нужен, пока.
— Я так понимаю, Алексей Борисович, что вы заберете меня своим секретарем в Правительствующий Сенат? — спросил я, непроизвольно чуть поморщившись, когда произносил название этого государственного института.
Все знали, но не говорили в слух, что Сенат нынче — это позерство бездельников.
— Да, вы будете личным помощником генерал-прокурора, при этом частью отрабатывать и за товарища генерал-прокурора Правительствующего Сената, — снова «обрадовал» меня благодетель.
Понятно, что работа, скорее всего, ляжет на меня. По крайней мере, именно на это рассчитывает Куракин. Но я сам этого хотел. И без работы, да такой, с креативом, самоотдачей, даже с самопожертвованием, не получится стать тем, кто будет шептать власть имущим и о котором будут говорить правящие круги. Ну а чем более сложной будет казаться работа изначально, тем больше плюшек после.
— Я понял вас, Алексей Борисович. Когда приступаем к работе? — сухо говорил я.
— Вот и не помню, Михаил Михайлович, когда это я вам дозволил обращаться ко мне по имени-отчеству? — опомнился Куракин.
Да я уже полдня никак иначе, кроме как «Алексеем Борисовичем» не называю князя.
— Нет, я не против, но как-то… сие резкий переход, — задумчиво оправдывался Алексей Борисович.
Я не стал акцентировать внимание на таком, как по мне, так не стоящим, вопросе. Тем более, что я потомственный дворянин. Да и кто только что пел о дружбе? Хорошая такая дружба рождается в воспаленном мозгу Куракина, как рабовладельца с рабом.
Лишь механически отвечая и поддерживая разговор с Куракиным, между долгих монологов воодушевленного князя, я успевал и подумать о том, что делать дальше.
Нет, планы есть, и они не меняются. Более того, я, несколько рискуя, что может и не получиться со сменой власти, я уже отправил некоторые письма.
Николай Петрович Рязанов, оказывается, небезызвестная и нынче фигура. В Петербурге можно узнать многие слухи, даже со всей России, с удаленных ее уголков. Да чего там, и с Европы тоже, стекаются в столицу многие сплетни. И как же тут было не узать о том, что некий обольститель, Николай Рязанов, «приятсвенного» вида мужчина, смог сговориться с таинственным «американским» купцом, владельцем Северо-Восточной компании Шелиховым Григорием Ивановичем. Ну а дальше шли фантазии на тему баснословных сокровищь Шелихова, которыми завладел Рязанов.
Бывший гвардеец, помощник статс-секретаря императрицы Державина, Рязанов, женитьбой на Анне Григорьевне Шелиховой получил право распоряжаться не только огромными суммами денег, но, что еще важнее, иными активами почившего тестя. Поселения на Аляске, более пятисот лихих охочих человек в распоряжении, пакетботы и торговая инфраструктура в Иркутске, как и в строящемся Ново-Архангельске.
Так вот, через Гаврилу Романовича Державина, я отправил письмо авантюристу-администратору Николаю Рязанову. Прекрасно понимаю, что нынче не потяну влезать в американские дела, но все течет и развивается и по плану уже через год я смогу представлять из себя вполне платежеспособного человека.
Я смогу и больше. Есть у меня уже написанный план развития «Русско-Америсканской компании». Да, в бизнес-план нужно добавить данные об объемах добычи зверя, количества людей, задействованы, степени сопротивления местных аборигенов, политика террора с которыми провалилась. Но костяк, рыбий скелет плана, есть и это грандиозный план, который нужно реализовывать в определенный период.
Ведь то, что Рязанову в иной истории удалось наладить продовольственные поставки из Калифорнии на Аляску, было скорее вопреки, чем логично. Может сыграла роль любовная линия с дочерью испанского губернатора, но Россия и Испания официально, через Наполеона, были в состоянии войны.
Однако, для того, чтобы начать активно действовать в этом направлении, нужно и юридическое оформление и материально-техическая база. У РАК должна быть своя ЧВК, ну и одна, пусть и небольшая, но морская флотилия.
Армия компании — может еще более важный для меня проект, чем сама РАК. Я не могу влиять на русскую армию, если только не какими-то убеждениями полководцев и армейских чиновников. И считаю, что уговорами того же Аракчеева я могу добиться только частичного успеха. Порой, человек, администратор, военачальник, должны удариться много раз лбом, чтобы принимать новое. Тут убеждать о смене тактики сражений,
