class="p1">— Да. Можно сказать и так.
Ну как ему объяснить мою способность не гореть в драконьем огне, если я и сам её не понимаю?..
— И ты не наябедничаешь тёте, что я…
Я закатил глаза.
— Ру-перт… КАК я смогу наябедничать, если она меня спалит?
— А… Понял, — дракон недовольно поморщился и поднялся на ноги.
Я тоже встал. Горизонт неожиданно покачнулся, но Руперт схватил меня за руку.
— Эй, что с тобой? Голова закружилась?
— Всё в порядке, — я с силой потёр щёки. Ладони уколола щетина… — Просто давно не спал.
— Ладно, идём.
Он что-то сделал, и прямо в крыше открылся люк.
Точнее, каменная крыша раздвинулась вся, целиком. Сначала в центре появилась трещина, она расширялась, края её расходились в стороны — причём, совершенно бесшумно.
Магия, — решил я. — Или обычная лебёдка.
Когда каменные края крыши разошлись метра на два, внутрь упала тонкая серебряная лесенка. Я видел лишь несколько верхних ступеней, остальное уходило в темень, на непонятную глубину, из которой несло сырым теплом и угольной пылью.
Я посмотрел на Руперта.
— Спускайся, — напутствовал дракон. — Лестница ведет на балкончик. Там ты будешь в безопасности. В относительной безопасности. Просто не делай резких движений. Не кричи. Не дёргайся. И знаешь что? Дыши тоже пореже.
Я поставил ногу на верхнюю ступеньку.
Снизу поднимались потоки тепла, и у меня сложилось чувство, словно я спускаюсь в печь. Дрова уже погасли, но где-то там, внизу, продолжают тлеть угли.
— Я буду здесь, — пообещал Руперт. — Ну, на случай, если ты… всё-таки вернёшься.
— Какой ты добрый, — буркнул я себе под нос. Но громко сказал: — Спасибо, Руперт.
— Не ори, — напомнил дракон. — Если она возбудится, то вас обоих придётся отскребать со стен. Помни: сейчас в ней мало что осталось от той Зебрины, что ты знал. Это огромный, запертый в тесной клетке безжалостный хищник с несварением желудка.
Как только моя голова скрылась в проёме, крыша медленно начала закрываться.
Я ускорил спуск — находя ступеньки наощупь. Пару раз ноги соскальзывали, и я держался только на руках.
Ладони покрылись царапинами и ржавчиной, лестница пахла старым железом и пылью.
Вероятно, пользовались ею не так уж часто…
Наконец нога опустилась на что-то более широкое, чем ступенька лестницы. Пошарив вокруг, я решил, что это и есть пресловутый балкончик. Отпустил лестницу, нашарил невысокие перила и… заглянул в пустоту под собой.
Как я теперь понимаю, лабаз с каменной крышей представлял собой самую верхушку айсберга.
Остальной бункер располагался под землёй — её толща служила дополнительной защитой, когда очередной пациент начинал проявлять беспокойство.
— Зебрина, — тихонько позвал я в эту ждущую, сосущую пустоту.
Снизу донеслось металлическое взрёвывание, несколько мощных ударов сотрясли бункер, а потом… в глубине появились два раскалённых угля и начали подниматься ко мне.
И только когда они всплыли на достаточную высоту, я понял, что это глаза. Желтые, с багровой радужкой и вертикальным зрачком.
Глаза моей любимой девушки.
Нет, не так. Эти слова я говорил разным девушкам. Говорил искренне, от чистого сердца. Порой, нескольким девушкам в течении одного дня… Или ночи — что тоже было неплохо.
Но теперь… Я знал, чувствовал, что они не подходят. Не годятся для тех чувств, что я испытывал прямо сейчас.
Может, потому что одним из этих чувств был благоговейный ужас — никогда я ещё не видел дракона так близко.
Обычно они находятся на достаточном расстоянии — чтобы наметить жертву и выпустить в неё язык пламени, нужен простор.
В данный же миг мои глаза находились ВРОВЕНЬ с глазами дракона — если учитывать, что каждый глаз был больше моей головы…
И пока я смотрел в эти глаза, следил, как сокращаются и расширяются чёрные вертикальные зрачки — всё было нормально.
Но потом я опустил взгляд и увидел зубы… А ещё потом они начали расходиться — дракон открывал пасть.
Передо мной мелькнуло ребристое, как стиральная доска нёбо, а потом я увидел тёмную, как пещера, глотку, в глубине которой трепыхался крохотный раскалённый язычок…
Как загипнотизированный, я принялся наклоняться к этой пасти — мной овладело безумное желание разглядеть всё как следует.
Вот этот язычок служит фитилём, — лихорадочно металось в голове. — И когда раскалённый, насыщенный горючими веществами воздух поднимается по горлу, он воспламеняется — как от спички…
Пасть раскрывалась всё шире.
Передо мной стоял выбор: отпустить перила и шагнуть туда, в манящие жаркие глубины, и в краткий миг перед смертью почувствовать, каково это: когда по внутренностям проносится раскалённый клуб огня.
Или покрепче упереться в пол ногами, вцепиться в перила и…
А какого чёрта? — вдруг пришла мысль. — Я так устал. Может, это правильно: отпустить руки?
И я себя послушался. Разжал ОДНУ руку, и изо всех сил дал себе по морде.
Жить сразу стало легче, жить стало веселей. Несколько больнее, чем пару секунд назад, но боль проходит. Главное, о ней не думать.
— Привет, солнышко, — сказал я.
Драконица с громким щелчком захлопнула пасть — совсем как пёс, который поймал муху.
В глазах её отразилось удивление, а из ноздрей показались тонкие струйки дыма…
— Не злись, тебе вредно перегреваться, — поспешно сказал я и уселся, свесив ноги с балкона и крепко обхватив руками нижнюю перекладину перил. — Вот, пришел с тобой поговорить. Нет, сначала извинюсь, — я посмотрел в желтые глаза. — Прости, что бросил тебя в Цитадели. Я дурак. Скопик заверил меня, что с тобой всё будет в порядке, и я не стал заморачиваться. А должен был. Я вообще должен был думать о тебе почаще. Намного чаще. Заботится, выполнять обещания…
Что характерно: с Зебриной в образе драконицы говорить оказалось гораздо легче!
Может, потому что она не отвечала на каждое моё слово тремя?
Но внезапно меня отвлекла совершенно неожиданная мысль…
Денница подготовил сюрприз ДО того, как мы начали наше небольшое соревнование в футбольной ложе.
И когда он предлагал поспорить на хорошее поведение Зебрины — он ЗНАЛ, что я проиграю.
Обретя способность превращаться в дракона, Зебрина не стала бы ждать ни секунды.
Интересно: от дворца патриция что-нибудь осталось?
Я невесело рассмеялся. Драконица вопросительно подняла брови…
"Это огромный, запертый в клетке, безжалостный хищник" — сказал напоследок Руперт. — "В ней мало что осталось от Зебрины, которую ты знал"…
Но я видел на её лице — или морде — эмоции! Она реагировала на мои слова, она слушала.
И вовсе не собиралась меня жечь. Когда драконица распахнула пасть — она зевала! Я её разбудил: налетавшись, девочка просто свернулась клубком на дне бункера и храпела.
— Зебрина, — шепотом позвал я.
