супружескую койку. Когда вернусь, обязательно поменяю кровать. Я на этой спать не буду.
Меня одолевает приступ тошноты, когда до меня доходит, что я спала на той же простыни, где он трахал свою любовницу. Прямо проблеваться захотелось. Тварь!
– Да, больше не любит, – подтверждаю.
– Поэтому ты нас бросаешь?
– Я вас не бросаю! Нет! – вскликнув, крепко обнимаю младшую. – Мне нужно побыть в одиночестве, чтобы пережить… пережить эту травму. Понимаешь?
– Возвращайся скорее, мы будем скучать.
– Конечно, я скоро вернусь. Ведите себя хорошо. Нет, ведите себя плохо! Доведите папашу до белого каления. Этим вы окажете мне большую услугу.
– Мам, как ты можешь так говорить? – упрекает Оля.
– А вот и могу. Он заслужил!
Обнимаю поочередно обиженных и обеспокоенных своей судьбой детей. Предателя поджидает огромный сюрприз, когда он вернется от своей зазнобы.
Уходя, сталкиваюсь с Егором в дверях. Муженёк молчаливо и с укором смотрит на меня, потом на мой чемодан.
– Ну и куда ты собралась? – скрещивает руки на груди.
– Не твоё собачье дело. Пропусти.
– Не пропущу. Ира! Ты никуда не поедешь. Не посмеешь, – нагло усмехается мне в лицо.
– Ещё как посмею! Думаешь, что я твоя ручная обезьянка? То ты глубоко ошибаешься.
– Ты не можешь так поступить, – сжимает губы в нитку.
А я смотрю на него и думаю: эти губы целовали другую женщину. И зная предпочтения мужа, нетрудно догадаться, что он целовал Лизу между ног. И так противно становится, что хоть беги в туалет очищать желудок. Хотя очищать его не от чего. Я не ела со вчерашнего ужина, ничего не лезет внутрь. Всё вызывает тошноту.
– Отошёл в сторону, – рявкаю так громко, что стены в нашей квартире начинают дрожать.
– Если ты выйдешь сейчас из квартиры, то я больше не впущу тебя. Будешь жить на улице, поняла?
– Что ты сказал?! Это ты будешь жить на улице, в картонной коробке, ублюдок!
Егор хватает меня за волосы и шипит в лицо, отвратительно брызгая на меня слюной:
– Гульнуть решила в отпуске без меня? По мужикам будешь шляться, да?
– Пошёл на хрен! Пошёл на хрен!! – ору вне себя от ярости.
Да как он смеет мне что-то предъявлять? Я, после него, теперь ещё долго на мужиков смотреть не смогу. Будет противно!
Вырываюсь из захвата и чувствительно шлёпаю его по шее.
В ответ он рвёт мою блузку.
Отвратительно, кошмар…
Дети видят эту ужасную сцену.
Набрасываю на себя куртку, висящую на крючке, и выскакиваю из квартиры. Ему ни за что меня не остановить.
– Ну и пошла ты нахер, дура! – орёт он мне вслед. – Тупая курица ты, поняла?! Я тебя давно уже не хочу. Мне противна твоя целлюлитная задница! И вагина у тебя широкая, как ведро! Ни у одного мужика на тебя не встанет.
Затыкаю уши, чтобы не слышать этих обидных слов, которые глубоко ранят меня. Я вся дрожу, хотя на улице тепло. Застегиваю куртку под горло, чтобы прохожие не видели мой бюстгальтер, выглядывающий из-под порванной блузки. Кажется, будто у меня высокая температура. Но это всё от нервов.
Соседи слышали, что он кричал мне. Какой позор. Придется потом продавать квартиру, чтобы с ними не встречаться после такого скандала… Хочу прямо сейчас телепортироваться на Гавайи, только бы оказаться отсюда подальше.
Глава 5
– Девушка, сделать Вам ещё один мохито?
Резко прихожу в себя и непонимающе смотрю на смуглого бармена в пестрой рубашке. Ах да, он обратился ко мне на английском, конечно… Я ведь в Гонолулу.
– Нет, спасибо, – натягиваю на лицо улыбку и перемешиваю трубочкой подтаявшие кубики льда, мяту и лайм.
Я совершила долгий перелет из Москвы с тремя пересадками и почти не спала. Меня всё ещё трясет после ссоры с мужем. Я нахожусь где-то посреди Тихого океана и неистово скучаю по детям.
И мне просто хреново.
А вдруг я проведу свой отпуск вот в таком депрессняке? Грустить можно и в Москве. А здесь нужно развлекаться. Только вот нет что-то нет настроения.
Смотрю по сторонам. Черт, да здесь просто рай! Столько зелени вокруг и шумит океан. Утро в разгаре. Я сижу в соломенном баре на пляже и потягиваю освежающий коктейль. На моей шее висит ожерелье из орхидей. А мысли мои блуждают где-то далеко.
– Вы уже устроились в гостинице? – спрашивает бармен.
– Нет. Оставила работнику отеля чемодан и сразу сюда, – отвечаю из вежливости. – Потом посмотрю свои хоромы.
Эти яркие бусы – леи, мне и надели в отеле, когда встречали.
– Вы русская?
– Да, а что? – вскидываю голову. – К русским у вас здесь особое отношение?
– Оу, конечно, нет. Просто в России такие красивые леди. Поэтому сразу угадал. Извините, если смутил.
– Да ладно, все нормально.
Красивые леди, надо же.
Бармен подает мне Мохито и говорит, белозубо улыбаясь:
– За счет заведения.
Что-то слишком много халявы на меня обрушилось в последнее время, а я не привыкла к ней. Всегда за всё плачу, и втридорога. Наверное, у меня на лице написано «женщина, которой изменил муж». Надо бы пожалеть бедняжку.
После второго коктейля мне становится хорошо. Правда недостаток сна дает о себе знать. И мочевой пузырь тоже сигнализирует, что нам срочно надо отлучиться в туалет.
Соскальзываю с высокого барного стула и расправляю складки платья. Возле туалета на меня налетает пьяный мужик и меня отшвыривает на другого мужчину в желтой рубашке, который нёс напитки. Удар получился таким сильным, что его напитки забрызгивают мои ступни и его одежду.
– О, боже! – кричу я, смотря на очень высокого загорелого мужчину. Так обычно выглядят баскетболисты. – Мне очень жаль, – тяну руку и разглаживаю его мокрую гавайскую рубашку, как будто мои поглаживания могут сделать её сухой.
Три верхние пуговицы на ней расстегнуты, и без труда можно увидеть его мускулистую грудь.
– Я тоже вся мокрая! – сетую, оглядывая свои босоножки, залитые коктейлем. Как будто на них кого-то вырвало. Это всё пьяный мудак виноват.
– Правда? – выгибает мужчина бровь. – Обычно мне нужно чуть больше, чем пять секунд, чтобы девушка стала мокрой.
– Что Вы сказали?
Я ахаю, когда до меня доходит смысл его слов. Вот нахал! А ещё я понимаю, что мы говорим по-русски. Он озорно смеётся, обнажая идеальный ряд белоснежных зубов.
Я нервно хихикаю и хватаю со столика салфетку, чтобы вытереть ноги. Но мужчина в мокрой рубашке не спешит уходить, а наклоняться при нем не хочется.
До меня стало доходить, что я только что облапила незнакомого мужика. Ой, Ира!
Он насмешливо
