скажу, — и добавила негромко: — Не для вас это делаю — для вашего друга. Он моего Сашку от тюрьмы спас, когда все думали, что это мой дурачок Алика Ашимова [3] зарезал. Так что если уж не узнаю, то и никто вам больше помочь не сможет.
Он вышел за порог и прикрыл лицо ладонью: недолго пробыл в ресторане, но за это время поднялся ветер, который заметал мелкую белую крупу и остервенело бросал ее по сторонам. Николай поднял воротник куртки и огляделся — улица и площадь перед Домом культуры были пусты: для жителей городка очевидная такая перемена оказалась внезапной — теплый октябрь и ноябрь вдруг стали зимой. Хотя и эта крупа вряд ли задержится. Ничего не бывает надолго. Когда-то он, оттарабанив почти двадцать лет опером, чуть под суд не попал: слава богу, начальство статистику портить не захотело — отправило в область участковым, где он и собирался остаться и дождаться своей пенсии. Он сменил молодого и раннего, рвущегося на службу перспективного лейтенантика Пашу Кудеярова, который, как выяснилось, сам выследил и задержал двух убийц. Он тогда даже позавидовал парнишке, у которого было все впереди: и карьера, и вся жизнь. Тогда Францев и представить себе не мог, как изменится его жизнь, придет к нему то, о чем он и мечтать не мог, — любовь и счастье.
Теперь он спешил к жене, переполненный радостным ожиданием скорой встречи с любимой и с двумя маленькими людьми — дочкой и сыном.
Глава третья
Кудеяров позвонил Карсавину, и тот обрадовался.
— Ты здесь? Так давай прямо ко мне.
— Если только вечером: тут у меня дела.
— Ты случаем не по поводу убийства нашей Алечки?
— В том числе и по этому делу.
— Тогда тебе обязательно надо к нам заглянуть, потому что следствие проводилось абсолютно бездарно. Следователь какой-то странный — доверия не вызвал. Многие просто замкнулись, говорили потом, что он смотрел на них так, как будто они главные подозреваемые.
Шлагбаум был опущен, Павел вышел из салона и направился к будке охранника с тонированным стеклом, просунул в окошко руку с удостоверением и спросил:
— Разобрали, что там написано?
— Все ясно, — ответил мужской голос, — всегда буду вас пропускать.
«Ауди» не спеша катил по центральной улице коттеджного поселка, Кудеяров смотрел по сторонам: он не был здесь почти полтора года, но ничего не изменилось. Все те же красные кирпичные заборы, за которыми стоят особняки из красного кирпича.
Полтора года назад он примчался сюда, едва отпросившись у начальства, сказал, что на пару-тройку дней, чтобы проведать родителей, а пробыл почти неделю. Остался бы и на больший срок — нарвался бы на выговор, на лишение премии, на понижение в должности, но ему все сошло с рук. Остался бы и наплевал на все, только Марина сказала, что у нее сейчас нет времени на счастье, то есть на него, и ей надо лететь в Милан. Павел отвез любимую в аэропорт, видел, как она прошла регистрацию, после чего выехал на московскую трассу и погнал в столицу, выжимая из «Хонды» все, на что та была способна.
Ворота писательской резиденции были открыты, а сам Карсавин поджидал его на крыльце. Иван Андреевич спустился, чтобы его встретить, и обнял.
— Я скучал.
— А чего по мне скучать, я же не прекрасная дама?
— Дам мне хватает. Как раз сейчас одна сидит у меня в доме.
— Так я не вовремя?
— В самый раз: это Виолетта. Она все так же въедлива, как и раньше: ей хочется быть в курсе всего.
— Меня больше Люба интересует. Ведь это она обнаружила труп Черноудовой.
— Обнаружила, — подтвердил Иван Андреевич, — но вспоминать об этом не любит. Там же еще и соседка побывала. И Виолетта побывала, и наверняка еще кто-нибудь из любопытных местных женщин. А вот Люба, на мой взгляд, изменилась — стала еще более важной, чем была прежде.
— Это понятно: ведь ее муж возглавляет крупный банк.
— Да это все маска — какая из нее солидная дама! Ей бы только покрутиться в центре чего-нибудь такого. Они с Виолеттой, как всегда, стараются быть в курсе всего происходящего, — напомнил писатель.
— Но по убийству той девушки они ничего показать не смогли.
Иван Андреевич поежился.
— Ветер поднимается… Да и снег вроде… Хотя какой это снег: обычный зимний град — мелкий и подлый. — Карсавин посмотрел на следователя. — Может, все-таки в дом пройдем: у меня дровишки в камине потрескивают, тепло. Если ты к Марине планировал завернуть, то ее нет сейчас. Но можно…
— Я в курсе, — остановил собеседника Кудеяров, — Марина сейчас в Германии, и, когда вернется, сама не знает наверняка. Но у тебя сейчас посторонние, и я не хочу, чтобы кто-то слышал наш разговор. А с Виолеттой, если потребуется, я потом один на один побеседую.
Карсавин кивнул:
— Со мной чего говорить про эту девушку убитую. У меня не было с ней особого общения, здоровались разве что… Хотя как-то забегала, и я ей книжку подарил. Аля была очень обаятельной девочкой. Собачек любила… У нас в поселке собака почти в каждом доме, даже я собирался брать, но потом передумал. Во-первых, я выпиваю. Порой бывает, что и работаю без продыху, когда, как говорится, муза посещает. Бываю занят и по другим причинам, могу отъехать на пару-тройку дней, а кому тогда с собачкой на прогулку выходить… Правда, Алечка помогала таким, как я, — чужих собак выгуливала…
— Бескорыстно?
— Нет, конечно. То есть она, насколько мне известно, деньги не просила… Но тут-то народ небедный обитает, да и не любят наши люди быть кому-то обязанными. Вполне вероятно, а скорее всего, что-то давали ей, подарочки какие, может, и деньги.
— Ты что-то про музу говорил.
— В смысле? А, это такой тонкий намек, женщины меня тоже посещают. Правда, таких преданных поклонниц все меньше и меньше становится. — Писатель замолчал, вздохнул и признался: — Насчет женщин я тебе наврал: в последнее время я все больше анахоретом… Скажу попроще — один я обитаю, и безвылазно, а если меня кто-то и посещает, то это Виолетта и Люба… Алечка пару раз заглядывала… Но ей-то интересно знакомство со мной, ведь я какой-никакой, а все-таки известный писатель. В недавнем прошлом известный… Книжку вот ей подарил, и она радовалась.
— Пойдем в дом, — предложил Павел, видя, как Иван Андреевич ежится.
Они вошли в дом. Сняв куртку, Кудеяров заглянул в гостиную: Виолетта сидела на диване, но, увидев его, поднялась навстречу. Подошла и, приобняв, расцеловала в обе щеки как близкого знакомого.
