Богатырски сложенный и энергичный, он бурлил весельем и жизнерадостностью, беря от жизни всё, что только было доступно его монаршей прихоти.
Август II (1670-1733).
На саксонский трон Август II вступил в 1694 г. В наследство от отца, Георга II, он получил хорошо устроенное государство, крепкую экономику и преданных подданных. Саксония считалась самым богатым и просвещённым курфюршеством в Европе, а дрезденский двор – самым пышным в Германии, не уступавшим Версалю. При дворе Августа главным занятием были развлечения. Придворные хорошо изучили склонности своего монарха и всячески потакали его желаниям. Курфюрст сам был первым заводилой и с утра до вечера «поощрял все виды искусств». Катание на лодках, на санях, на причудливых каруселях переходили в пышные балы и маскарады; оперные и театральные представления шли бесконечной чередой, а когда это всё надоедало, Август уезжал на охоту, увозя за собой целый обоз из дам, кортежи придворных, дипломатов, егерей, своры собак и поезда из походных кухонь.
В большой моде были театрализованные представления с участием курфюрста и его супруги. Чаще всего изображалась жизнь гостиниц, в которой Август с супругой изображали гостеприимных хозяев, их свита – прислугу, а принцы и принцессы выступали в роли деревенских женихов и невест, сельских священников, судей и т. п. По вечерам по улицам Дрездена проносился кортеж позолоченных саней из 50—60 цугов с орущими во всё горло ряжеными с горящими факелами в руках, но никто не возмущался и не поднимал голоса недовольства. Курфюрст развлекался!
Саксонские дворяне были богаты, великолепно одеты и обладали утончёнными манерами. Роскошь проникала в самые низшие слои, особенно в одежде. Сапожники или портные полагали дурным тоном являться на свадьбу пешком и нанимали экипаж. Духовенство пыталось «урезонить» свою паству и заставить её думать о вечном. Пасторы посылали с амвонов и кафедр в адрес «богоотступников» громы и молнии, но всё было бесполезно. Саксонское общество определённо сходило с ума и вместе со своим монархом думало лишь о земном, о сиюминутном.
Свои досуги Август II делил между верховой ездой, фехтованием, стрельбой, танцами, борьбой, охотой, играми и женщинами. За 20 лет нахождения у трона саксонским двором было убито не менее 100 000 зверей, из них 2000 волков и медведей. Травля зверей в Дрезденском цирке по своим размахам не уступала забавам римских императоров. Август своими руками ломал подковы, сплющивал серебряные кубки, свёртывал в трубки серебряные тарелки и даже монеты. Его звали саксонским Геркулесом и дали прозвище Сильный.
Это был чувственный король-волокита, о его амурных похождениях ходили легенды. Сестра Фридриха Великого маркграфиня Байретская в своих мемуарах писала о том, что у Августа было 354 внебрачных ребёнка, а один профессор приписывал ему 700 любовниц. Маркграфине можно было верить – ведь она была сестрой супруги Августа, королевы Христины-Эбергардины Байретской. Курфюрстина проходила бледной тенью по жизни Августа II, честно выполнив свой супружеский долг и оставив по себе единственную память – наследника Августа III, 1696 г.р.
В Мадриде на приёме у Карла II курфюрст как-то узрел прекрасную маркизу Манцер и воспылал к ней любовью. Он во что бы то ни стало решил добиться её любви. Сделать это было нелегко – у маркизы был ревнивый муж. Но саксонцу удалось подкупить камеристку маркизы, донну Лору, которую он превратил в своего курьера, поставлявшую своей хозяйке письма и подарки. В конце концов, маркиза сдалась и пустила курфюрста в свою спальню.
Маркиз Манцер прознал про измену жены и нанял трёх наёмных убийц, которым поручил убить курфюрста. Они подкараулили его ночью в саду, когда Август шёл на свидание, и напали на него. Они нанесли ему несколько ударов кинжалом, но курфюрсту удалось выхватить пистолет и прострелить голову одному из громил. На шум подоспел слуга Августа, вместе они подстрелили ещё одного убийцу, а третьего ранили.
Ловелас отделался небольшими ранениями, а уязвлённый Манцер, узнав, что покушение не удалось, решил действовать иначе. С кинжалом в одной руке и кубком с ядом в другой он вошёл в будуар жены и заколол присутствовавшую там донну Лору, а жене предложил выбор между кинжалом и ядом. Супруга предпочла яд. После смерти жены маркиз свалился в горячке и вскоре последовал за своей женой в мир иной. Август же из Испании отправился в Италию, чтобы одерживать и там новые победы над женщинами.
Но Август был и честолюбив. Когда в 1697 году скончался польский король Ян Собесский, курфюрст выставил свою кандидатуру на польский трон. Шляхетские свободы и вольности достигли к этому времени своего логического конца: Речь Посполитая дышала на ладан и раздиралась смутами, междоусобицей и беспорядками.
На польский трон претендовал также двоюродный брат Людовика ХIV принц де Конти и старший сын Собесского Якоб. Первый предлагал избирателям 10 миллионов талеров, второй – пять. Август Саксонский, используя военную угрозу (вспомним его обращения к Петру, выславшему к польской границе войско М. Ромодановского) по отношению к одной части шляхты и католического духовенства, обходительные манеры и обман – по отношению к другой, не гнушаясь подкупами и интригами, в итоге переиграл француза и победил. Всё-таки Августа поддержали австрийский кесарь и русский царь.
Но королём он стал номинальным. Поляки его не любили и не признавали, хотя для того чтобы угодить им, он специально принял католичество. Значительные слои населения и территорий Польши новому королю не подчинялись, и в стране всё время дымился фитиль мятежа. Потерял Август и уважение в родной Саксонии – ради польского трона он отказался от лютеранской веры, чем вызвал у своих подданных бурю негодования. Его собственная супруга перестала с ним общаться.
Август был примерно одного возраста с Петром, он много путешествовал по Европе, но увлекался не кораблями, а женщинами. Ни слабый характер саксонца, ни его чрезмерное эпикурейство не стали препятствием для его дружбы с московским царём. И это было естественно: разбуженное честолюбие Августа, возмечтавшего вдруг о военных подвигах, встретило сочувствие и поддержку царя, а ни у того ни у другого союзников не было. Августа никто в Европе не воспринимал всерьёз из-за его легкомыслия, в то время как Петра старались не воспринимать серьёзно из-за отсталости России.
Оба монарха воспылали симпатиями друг к другу, три дня пили, веселились, говорили о политике и при всех обещали вместе «воевать турка». Но тайно от других, с глазу на глаз оба суверена обращали свои взоры на север и осторожно затрагивали вопрос о войне со Швецией. Истории не досталось от этой встречи почти никаких документальных свидетельств.[5] Сам Пётр потом будет вспоминать, что именно в Раве-Русской впервые вслух были озвучены мысли о войне с Карлом XII. Петр и Август дали друг другу клятвенное обещание вместе «воевать шведа», а в знак взаимной верности и дружбы обменялись камзолами, шляпами и шпагами. Они им пришлись как раз впору. Шкатулку с какими-то фривольными дамами, раздевающимися на глазах у её обладателя, полученную в подарок от саксонца, Пётр отдал Алексашке Меншикову.
Тучи над Лифляндией
Оба монарха, и русский и польско-саксонский, ещё не подозревали, какие последствия в Европе и в их собственных странах будет иметь их встреча в Раве, какие трудности их ожидают, и с какими людьми столкнёт их судьба при выполнении достигнутых на этой встрече договорённостей. Один из них уже появился в поле зрения Августа, но пока ещё легкомысленный саксонец не приблизил его к себе настолько, чтобы хорошенько узнать, чего он стоит, а Пётр вообще не имел о нём никакого понятия. Но пройдёт немного времени и этот человек станет для них важной, если не ключевой фигурой на пути претворения их амбициозных планов.
Что же это был человек? Кто он, какого рода и как очутился в близком окружении сначала Августа II, а потом и Петра I?
Имя этого человека – Йоханн Рейнхольд (фон) Паткуль, звание его – лифляндский дворянин и барон, ведущий свою родословную от рыцарей-тевтонцев, которые в 13 веке пришли в Прибалтику и огнём и мечом покорили эту землю, причинив массу бед и страданий как коренному населению, так и их славянским соседям. Исследователи его биографии считают, что предки барона прибыли из Вестфалии, как и большинство немецких рыцарей, и носили фамилию Патдорф. С течением времени их немецкая фамилия изменилась и получила местное,
