фунт вещества.
Затем, продолжая говорить, он снова заплакал. Шеф, вы знаете, что всё это произошло вовсе не по его вине и не преднамеренно? Он уверен, что это произошло из-за невнимательности его помощника. Он принял самые тщательные меры предосторожности на случай разных грозящих опасностей. Но он не может доказать свою точку зрения, потому что его ассистент тогда же и был взорван. Сам факт того, что Халберт уехал на своей машине и во время взрыва находился за много миль оттуда, выставлял его в невыгодном свете.
Остальное вы знаете, шеф. Судебный процесс, намёки на то, что он стремился править Землёй, и прочая чушь, приговор к изгнанию до конца своих дней — за убийство 25 000 человек. Убийство? Шеф, да этот парень не наступил бы на ногу даже ничтожному скунсу, человеку или кому-то ещё. Он гуманист, или я не Эстон Уайрик, лучший журналист по эту сторону Ориона. Так что вы можете себе представить, как этот приговор разъедал его душу все эти годы.
Но он не сдался и не ожесточился. Он по-прежнему хочет подарить цивилизации атомную энергию. Три года назад меркурианцы наконец-то проспонсировали его. С тех пор он работает над этим усерднее, чем раб. Его успех на шахте будет означать использование атомной энергии по всей Системе. И он говорит, что, если всё сработает, он отправит чертежи на Землю — анонимно!
Шеф, вы слишком коммерциализированы, чтобы оценить подобные вещи. Но я в глубине души поэт, так что для меня это стоящее дело. Возьмите ту заметку, которую я посылаю вам по радио, и напечатайте её слово в слово. Не позволяйте никому из ваших редакторов прикасаться к ней, иначе, да поможет мне бог, я разнесу офис вдребезги, когда вернусь.
Мы должны заняться делом Халберта, шеф. Мы должны распространить правду о нём по всей Системе. Мы можем подготовить почву для того, чтобы, когда и если его атомная энергетика заработает, он получил полное помилование, которого заслуживает. Завтра испытания, и это будет здорово и для «Мультипланетника» тоже. Всё готово, шеф? Отвечайте немедленно. Рик.
Двадцать седьмого мая, три часа десять минут пополудни.
Дорогой Рик:
Ты сумасшедший фанатик! Дело доктора Халберта закрыто, на него наложено табу. Оно обложено динамитом. Конгресс учёных заблокирует «Мультипланетник» на ближайшие два века, если мы дадим тебе дорогу. Отстань, придурок. Это из-за супа, водки или Орби? Браун.
Двадцать седьмого мая, с шести до девяти вечера.
Уважаемый шеф:
С каких это пор гуманитарными науками управляет кто-то, кроме великого арбитра — общественного мнения? С успехом атомной энергии Халберта моя история вызовет бунт от этого места до Гермеса включительно, если умники в Конгрессе не наградят его Почётным Космическим Крестом!
Вам был нужен человеческий интерес? Вот он, первобытный вы болван! Рик.
Двадцать седьмого мая, полночь.
Дорогой Рик:
Ты кого назвал первобытным? Ты уволен, окончательно, бесповоротно, окончательно и бесповоротно навсегда! Андерсон отправляется на следующем лайнере на Венеру, чтобы продолжить твоё турне с того места, на котором ты остановился. Возвращайся к своим стихам и супу. До свидания, скатертью дорога. Браун.
Двадцать восьмого мая, полдень.
Уважаемый мистер Браун:
Хорошо. Мне следовало бы послать вам радиограмму, в которой я высказал бы всё, что я о вас думаю — по одному центу за слово. Но потратил бы не больше пяти. Астон Уайрик, эсквайр.
Тридцатое мая, полдень.
Уважаемый мистер Браун:
Я больше не работаю у вас, так что это не для протокола.
Аппараты доктора Халберта заработали! Они заработали превосходно, мурлыча, как сытый кот. При затратах в пять долларов, включая топливо, амортизацию оборудования и всё остальное, он за один час добыл платины на тысячу долларов. Это, мистер Браун, уже история!
Конечно, это — история. Это не означает, что промышленность Системы утроится за одну ночь, повысив уровень жизни для всех, в основном для вас и, возможно, для меня. Это не будет означать зарождение великой цивилизации. Этим могут восхищаться только поэты вроде меня. Вам лучше знать. И вы также знаете, что человек, который это сделал — негодяй, убийца, чудовище, которое без всякой причины уничтожило полгорода, просто ради забавы.
Вы бы видели выражение его лица, Браун. Можно подумать, он смотрел прямо в рай, а заодно и в ад.
Но почему я должен беспокоиться о том, чтобы продолжать? Это всё из-за водки во мне. Хотите верьте, хотите нет, но я собираюсь завязать с этим навсегда, так что я никогда не протрезвею и не пойму, какие мы с вами ничтожества по сравнению с этим человеком. Даже Орби не сможет меня остановить.
Эстон Уайрик, поэт.
Тридцатого мая. Полночь.
Дорогой Рик:
Ты прощён! Я рискнул опубликовать твою статью, и она зашла на ура. Три часа назад она была отправлена в печать, и уже пришло около пяти миллионов радиограмм и телеграмм с приветствиями в адрес доктора Халберта и требованием его помилования. Какой замечательный день для «Мультипланетника»! А также за тебя, Рик. Твоя статья сделала своё дело. Это действительно был неплохой обзор, если разобраться внимательно и с уважением к автору.
Кстати, тебя восстановили в «Мультипланетнике» с удвоенной зарплатой. Я немного разозлился. Банальная вещь. В любом случае, я знаю, что на самом деле ты не собирался пристраститься к бутылке. Браун.
Тридцать первого мая, полдень.
Уважаемый Браун:
Извините. Не могу прекратить пьянствовать. Кроме того, мне нужно написать несколько стихов. Кроме того, у Орби другие планы. Рик.
Тридцать первого мая, в полночь.
Дорогой Рик:
Не буду читать тебе нотаций, но ты должен прекратить себя накручивать! Ты должны взять эксклюзивное интервью у Халберта для нас. Ты нужен «Мультипланетнику». Я космический придурок, ужасная задница, первозданный болван — по пять центов за слово. Ты величайший журналист, который когда-либо жил на свете. Твоя поэзия божественна. С Орби тоже всё в порядке. Но что он может предложить тебе такого, чего не могу предложить я? Тройной оклад сразу же! Браун.
Первое июня, полдень.
Уважаемый шеф:
Вы чертовски правы, с Орби всё в порядке! Но, похоже, вы считаете, что Орби — самец какого-то биологического вида. Нет, дружище. Она женщина, и очень милая.
Обратили внимание на дату, шеф? Это наша с ней свадьба, которую я не могу отложить. Кстати, я не буду больше себя накручивать. Орби настаивает на этом.
Именно мои стихи покорили её, шеф!
Мы всё обсудили и решили, что примем ваше предложение. Я полагаю, вы обещали увеличить мою прежнюю жалкую зарплату в четыре раза? В любом случае, Орби по
