Просто жалко себя стало. Это пройдет.
Мама, стащив с меня шапку, молча погладила по голове. Да и что тут скажешь? Я одна, что ли, с такой проблемой?
— Пошли ужинать. А потом пить чай с вареньем.
Простой рецепт от мелких житейских невзгод, но он работает.
И красноватый чай в фарфоровой чашке с маленьким сколом, и крыжовниковое варенье ложкой из банки, и даже тускловатый из-за упавшего напряжения свет кухонной люстры — все окутывает домашним уютом.
И я почти забываю возмутительное предложение Воронцова, но оно настигает меня, когда я перед сном отправляюсь в душ смыть с себя въевшиеся навязчивые запахи с работы.
Глядя на себя в зеркало, я задаюсь болезненным вопросом: «Что во мне не так?».
Ведь даже не попытался увлечь, соблазнить. Сразу предложил товарно-денежные отношения, очертил границу.
И не только не извинился за все, что наговорил, кем выставил, Воронцов решил меня сделать такой. Девкой для досуга…
Как живые, на меня накатывают воспоминания об отвратительном дне.
Глава 5
— Если ты, тварь, хоть пальцем тронула мою дочь, я тебя размажу!
Эстель — его дочь? Этого психа?
— Отпустите меня! И мы во всем разберемся! И уберите свои руки!
Рычащее чудовище сверлит меня карим взглядом. Будто мне назло, он не торопится прекратить. Более того, откровенно меня лапает, вглядываясь в лицо, скользит ладонью по ребрам, оглаживает талию. Неужели он ждет, что я поверну все в сексуальную игру? Он ненормальный!
— Пап! — зовет из кухни Эстель. — Пап, я тебе кашу оставила!
Кошмар! Этот сумасшедший так орал, не выбирая слов! Сколько из этого услышал ребенок! Она сейчас нахватается!
Хотя, это не моя проблема. Пусть сам разбирается со своей дочерью.
— Сейчас, Тиль, — поводя мощными плечами и не отводя от меня глаз, подает голос папаша. — Только кое с чем разберусь.
— С чем? — заинтересованный голос, подкрепленный шарканьем по полу, слышится ближе. — Покажи. Ты же обещал не работать!
— Отпустите сейчас же, — шиплю я на незнакомца. — Какой пример вы подаете дочери?
— А ты какой подаешь? — с этими словами он под рубашкой щелкает моим трусиками на бедре.
— Я заявлю на вас в полицию, если вы…
— Папа! — прерывает мою тираду появившаяся в поле зрения Эстель. — А что вы делаете?
— Ничего, Эстель, — отвечаю я вместо него, потому что боюсь, что отец что-нибудь рявкнет. Вон как играют желваки. Мне самой очень страшно, но пугать ребенка последнее дело.
Однако мужчина берет себя в руки и отступает от меня, даря мне долгожданную свободу.
— А что ты там искал? — спрашивает непосредственное дитя, указывая на мою рубашку, из-под которой вынырнула мужская ладонь.
— Пистолет, — бурчит он, но к ребенку обращается нормально, не то что ко мне. Стоит мне сделать шаг в сторону гостиной, как опять раздается рык: — Ты куда?
И у меня сдают нервы.
— За одеждой! Или вы думаете, что я украду там кочергу?
— Я ничего не думаю, — чеканит он. — Сейчас я отведу тебя к безопасникам.
— Вы совершенно точно не думаете! Я без штанов должна к ним идти? — меня уже трясет. — Пока я одеваюсь, определитесь, в чем конкретно вы меня обвиняете.
У меня выступают слезы, но я моргаю часто-часто и не позволяю им пролиться. Вернувшись к месту своего ночлега, очень жалею, что на двери нет замка. По-спартански быстро одеваюсь, потому что мне кажется, что в любой момент ко мне ворвутся. Или жилец коттеджный, на голову ущербный, или служба безопасности.
Натянув поверх рубашки свитер и еще влажноватые джинсы, я, чтобы оттянуть момент выхода к психу, переплетаю косу.
Именно этот момент выбирает Эстель, чтобы поинтересоваться, чем я занимаюсь. Она и ее отец, который за ней следует, застают меня с распущенными волосами и расческой в руках.
— Ух… — восторженно выдыхает девочка. — Как у Барби.
Она подлетает ко мне и запускает руки в длинные пряди ниже талии.
Уже открывший было рот, чтобы сказать какую-то гадость, грубиян застывает в дверях. На секунду в его глазах мелькает восхищение.
Знаю, что волосы красивые, но мороки с ними. И в уходе, и в том, что всякие идиоты цепляются. Отворачиваюсь и быстро собираю косу, накручивая ее в шишку на затылке.
Бросаю расческу в рюкзак и сгребаю лежащую поверх вещей связку с ключами от коттеджа. Подойдя к невоздержанному типу, я с размаха вкладываю ее ему в руку, припечатывая сверху своей ладонью.
— Это к слову о проникновении со взломом.
Он не дает мне убрать руку, сжимая поверх пальцы.
— А может, ты их украла?
— Чтобы что? — устало интересуюсь я.
— Чтобы залезть ко мне в постель, — щурится самовлюбленный хам.
— И поэтому легла спать в гостиной? Логично. Вызывайте безопасников, да хоть спецназ с вертолетами. Разберемся, и я уеду. Нет у меня желания больше корпоративить.
— На турбазе шлюший слет?
— За языком следите! — отрезаю я, указывая взглядом на малявку, слушающую нас с открытым ртом.
— Так, — меня крепко берут под локоть и тащат в сторону кухни. — Пойдем-ка побеседуем. Тиль, поиграй пока, нам с тетей надо серьезно поговорить.
Вслед нам несется:
— Ты тетю пороть будешь?
— Вы, что, ребенка бьете? — ужасаюсь я.
— Ты охренела?
— А откуда она тогда знает, что серьезно поговорить — это порка?
— Тебя не касается! Садись, — меня опускают на то место, где завтракала Эстель. Перед моим носом действительно оказывается недоеденная каша. Правда, всю голубику оттуда уже употребили. — Рассказывай!
Надо мной нависают, давя габаритами. Судорожно вздохнув, я выкладываю, что у нашей фирмы корпоративный выезд на эту турбазу. Помесь новогоднего и командообразования. Сотрудники большей частью работают по графику, поэтому мероприятие растянуто с пятницы по воскресенье, чтобы могли присоединиться все. Я приехала уже поздно, последним автобусом. Сонный портье выдал мне ключи и предупредил, что постельное белье надо заправлять самим.
— Поэтому я открыла дверь выданным ключом, выпила чай с вареньем и завалилась спать на ближайшем диване, — закрыв глаза, заканчиваю я свой недолгий рассказ. — Я устала после смены, замерзла, добираясь, и мне было совершенно не до осмотра местности и застилания постели.
— Складно. Но не очень правдоподобно. Уверен, тебя подослала она.
— Мне все равно, что вы думаете, — я устало тру ладонями лицо и прячу его в них, некультурно поставив локти на стол. — Вам же нравится ваша собственная версия, так? Другие не такие приятные для самолюбия, я понимаю… — позволила я себе немного иронии. — Мой рассказ легко проверить.
— И я его проверю, — к угрозе в его голосе примешивается что-то еще, и я вдруг чувствую прикосновение к своим волосам. Наглец трогает мой пучок!
