Перед капитаном всплыла, как живая, сцена его разговора с Колковым в Днепропетровском НКВД. Вот в кабинет вводят Колкова. Он очень бледен, озирается по сторонам, как затравленный волк, глаза горят лихорадочным, злым блеском. Того и гляди накинется. «Садись, Колков-Волков-Войнов. Вон стул!»
Тот, вздрогнув, как от удара плети, продолжал стоять.
«Садись! И не таращи на меня глаза. Не в кабинете у Байдалакова».
«А вы, лейтенант, мне не тыкайте! Привыкли…» — Колков не договорил, задохнулся от ярости.
Сергееву стало не по себе, и он потянулся к звонку, чтобы вызвать конвой. А Колков тупо уставился на калориферы у высокого зарешеченного окна. Вдруг медленно согнулся и, как разъяренный бык, метнулся головой на отопительную батарею. Железо глухо звякнуло, и Колков, охнув, рухнул на пол и, скорчившись, обхватив голову руками, глухо застонал.
Сергеев позвонил и подбежал к лежащему. Волосы того уже напитались кровью, а из зияющей раны медленно сочился большой сгусток, как ему показалось, мозга…
С этими мыслями Сергеев дошел до угла, свернул на другую улицу и остановился у витрины ближайшего магазина. «Все-таки нельзя без страховки идти на свидания с людьми, которых не знаешь! Да и вообще я веду себя неосторожно! Назначаю сразу две встречи!»
Увидав вдали такси, Сергеев поднял руку. Усаживаясь в машину, невольно посмотрел на проходящий мимо «грахам». Переднее сиденье, чуть развалясь, занимал плотный мужчина в сером костюме. Взгляд его был до того пристальным, пытливым и, пожалуй, даже насмешливым, что Сергееву стало не по себе.
«"Грахам", кажется, полицейская машина, — подумал Сергеев. — А типа, который сидел в ней, я вроде бы видел до встречи с Чегодовым у входа в кафе. Неужели это хвост? Похож на шпика. Наглый, цепкий и насмешливый взгляд. Что делать?» — Сергеев, плохо зная румынский язык, на ломаном французском велел таксисту свернуть раз, другой, третий. Наконец, заметив ползущий трамвай, он остановил такси у остановки и быстро вскочил в задний вагон трамвая. Уже сидя в трамвае, капитан увидел, как знакомый «грахам» проследовал за только что покинутым такси.
«За мной идет слежка, — решил Сергеев, — заметив, что меня нет, он остановит такси и узнает у водителя, что я сел в трамвай, и сразу же догонит меня, тут один маршрут. Надо выходить!»
На остановке он покинул трамвай и пересел в другой. Сойдя с трамвая, направился к магазину, где его уже поджидал толстый служитель советника японского атташе бессарабец Георгиу. А в ста шагах виднелась вилла японца.
* * *
Прибыв в Румынию, капитан Сергеев, зная о связи НТСНП с японцами, задался целью обзавестись своим человеком в их логове. Ему повезло.
Он познакомился с рабочим Иваном Савицким, бывшим солдатом белой армии. Узнав, что Савицкий ходит в советское посольство с просьбой вернуть его на Родину, Сергеев несколько раз обстоятельно беседовал с ним, насмешливо грозя ему пальцем:
— Знаем мы вас, беляков! Сперва надо Родину заслужить…
Однажды Иван принес обрывок листовки, призывающей к свержению советского строя. Показав листок Сергееву, Иван рассказал, что живет на квартире у румынского коммуниста, познакомился с братом хозяина Георгиу, который работает у сотрудника японского военного атташе Нумира — сторожит его виллу. Там часто бывают какие-то русские, они печатают антисоветские листовки и брошюры, а по воскресеньям тщательно запирают комнату типографии и куда-то уходят. Это очень заинтересовало Сергеева. По словам Ивана, Георгиу — румынский подпольщик; партия коммунистов здесь жестоко преследуется (это Сергеев и без него знал), и для того, чтобы казаться благонадежным, Георгиу вступил в «Железную гвардию».
Через Ивана Сергеев узнал, что Георгиу согласен помогать русским. В одно из воскресений на виллу был послан опытный слесарь, чтобы подобрать ключ к английскому замку и к сейфу, который, по объяснениям, Георгиу, был вмонтирован в стену той самой комнаты, где печатались листовки. В следующее воскресенье Сергеев намеревался повстречаться с Чегодовым и побывать в доме Нумира. И вот встреча с самим Георгиу у магазина почему-то встревожила Сергеева, все смешала в его сознании. Ему вдруг почудилось, что и Георгиу, и Чегодов действуют заодно; Чегодов либо ловкий провокатор, обхитривший Хованского, втершийся к нему в доверие, либо он разиня, сам того не зная, привел за собой хвост. В любом случае Чегодов — опасная личность. Да и Георгиу надо опасаться. Что же делать? Сергеев стоял на улице, несколько растерявшись: можно ли доверять этому румыну? А лукавый Георгиу, выпятив живот, кивал ему головой. У Сергеева не было выбора. Вот сейчас появится автомобиль «грахам», и, чтобы избавиться от слежки, нужно куда-то спрятаться. Но куда? Лучше всего идти к вилле Нумира, будь что будет.
— Там никого нет, можно спокойно зайти, — сказал Георгиу.
Столь быстрое приглашение опять насторожило Сергеева. «Шарахнут по голове, затащат в подвал и будут пытать. Наши не знают, что я пошел к Нумиру. Чертов "грахам"!» — И все-таки переступил порог. Пока Георгиу запирал калитку, Сергеев оглядел небольшой двор, палисадник у каменной стены и невольно покосился на забранные толстой решеткой маленькие оконца подвала, на парадное крыльцо и черный ход.
— На первом этаже, — поднимаясь по ступенькам, объяснял Георгиу, — зал, кухня и моя комната. На втором, пожалуйста, по этой лестнице, гостиная, спальня и кабинет, в нем сейчас типография.
Сергеев прислушался. Кругом стояла глубокая тишина, ни одного звука не доносилось даже с улицы. Георгиу достал из кармана ключ и отпер дверь.
Это была просторная комната. Посреди — типографский станок, у стены — два больших шкафа, между ними на столе радиопередатчики, а под столом еще один радиопередатчик — портативный. В углу навалены кипы листовок и брошюр. В стене сейф между окнами, выходящими на улицу.
— Георгиу, встаньте у окна и смотрите, не проедет ли мимо «грахам», а я тем временем осмотрю сейф, — сказал Сергеев.
Сейфа ему отпереть не удалось. Ключ не подходил. То ли слесарь чего-то недоучел, то ли изменили шифр. Боясь сломать ключ или поцарапать замок, Сергеев отошел от сейфа, осмотрел шкафы, ящики письменного стола и вдруг в одном из них среди книг, карт и брошюр нашел записку и при первом же взгляде понял, что это код:
РККА — «папин племянник»
Народ — «папа»
Компартия — «тетя»
Голод — «тетка»
Еврей — «теща»
Рабочая молодежь — «мальчики»
Учащиеся — «девочки»
Восстание — «музыка»
Бунт — «спектакль»
Недовольные советской властью — «братья»
Член НТСНП — «сестра»
Деньги — «открытка»
Литература — «лекарство»
Документы — «очки»
Террор — «счастье»
Оружие — «Совет»
Война — «погода»…
