самый настоящий самовар.
— Какая Школа? Ты с ума сошла? Откуда вообще такие мысли? — Виктор Николаевич лепил пельмени, когда начался из разговор. Весь стол был усыпан мукой, а одну часть уже занимали готовые кругляши. Сама Саша только пришла из школы. Вернее прибежала. Год снова окончен отлично и она была полна решимости обсудить с дедом будущее.
— Я не понимаю… Но разве ты сам не для этого… Вот это все…– Саша махнула рукой в воздухе, не зная, как точнее выразить свои мысли.
— Так…Ясно… — Дед почесал нос, испачкав его кончик мукой. — Ну…пришло, наверное, время поговорить. Садись, внученька. Сейчас я буду вводить тебя во взрослую жизнь. Что уж тянуть. Пока ты еще каких-нибудь сказок себе не придумала. Школа… Надо же…
Вот тогда-то он и рассказал ей все. Про нелегалов, которых готовил и отправил в Соединенные штаты. Про арест Абакумова и его ближайшего окружения. Про всю грязь того искусственно созданного дела. Про то, какие испытания ему пришлось пережить, чтоб выйти из внутренней тюрьмы, и вернуться к Саше. Про то, почему пропали старые боевые товарищи. Про то, зачем он все эти годы воспитывал Сашу именно так. Но главное, он рассказал правду о родителях. В тот день вся Сашина жизнь перевернулась с ног на голову. А потом так и осталась стоять на голове.
Зато девушка начала совсем иначе относиться к тому, что вдалбливал в нее Виктор Николаевич. Она решила, во что бы то ни стало, надо вытащить родителей обратно на Родину. Как? Не понятно. Дед очень сомневался, что по возвращению домой, даже если получится провернуть такое сомнительное мероприятие, их тут же под белые ручки не загребут чекисты. Тем более, готовили агентов во времена руководства Абакумова, который, как известно, объявлен предателем и врагом народа. Он даже не был уверен, что им дадут спокойно выполнить свой долг и позволят работать дальше за границей. В общем, замкнутый круг.
Это теперь надо донести Максиму. Потому что Максим… Саша снова улыбнулась. Максим обязательно все решит.
Глава 3
В которой появляются исторические личности, а у меня развивается невроз
До завода дошел бодро. Резво, я бы даже сказал. Имелся решительный настрой порвать этот мир, к чертям собачьим, на мелкие куски. Нагнуть его и всех, кто хочет нагнуть меня.
Перед проходной остановился. Снова резко накатила эта душевная муть. Сейчас надо будет пройти «вертушку», подняться на нужный этаж, в нужный кабинет. И что дальше? В свете открывшихся подробностей даже смерть инженера не кажется большой проблемой. Так, чисто недоразумение и неприятность.
А я еще, деловой тип, сказал Филатовой, приходите, Нина Ивановна, помогу. Тут самому бы кто помог. По сути, я вообще рискую собственной башкой, продолжая изображать из себя Максима Сергеевича. Разница лишь в том, что он сознательно выбрал этот вариант событий. А меня, лично меня, никто не спрашивал. Вот гадом буду, Беляев, похоже, специально дал Комаровой себя угандошить. Посидел, наверное, подумал, сказал, гребись оно все конем, а потом хряпнул зелия Александры Сергеевны. Я мысленно усмехнулся, представив себе эту картину. Сидит Саша, напротив— –Максим Сергеевич. Он такой берет стакан и со словами:«Ну…будем!» опрокидывает его содержимое в рот.
— Не смешно…– Сказал сам себе. Говорить-то по-прежнему не с кем. Ааа…Нет. Теперь есть еще Лиличка. Девушка Джеймс Бонда. Правда, из меня агент — такое себе. Пить мартини за стойкой бара и говорить с загадочным видом:«Я — Сергеевич. Максим Сергеевич», это — пожалуйста. Это сколько угодно. Носить смокинги, ездить на дорогих тачках, спать со всеми красотками, которые попадаются на пути. А в остальном — увольте. Жаль только, что сейчас 1972 год. В Советском Союзе нет ни крутых тачек, ни сексуальных красоток, ни мартини с оливками. А я, на секундочку, являюсь сотрудником Комитета Государственной Безопасности. И если по какой-то причине вскроется правда, то, скорее всего, меня без лишних разговоров поставят к стенке. Быть нелегалом круто. В кавычках, конечно. Хрен кто признается, что ты агент. Хрен кто протянет руку помощи. Обмен там, или что обычно используют для спасения шпионов.
Главное, память мне намекала. Намекала, стерва такая. Когда вспомнил о деле Пеньковского, было ощущение, словно кто-то невидимый пальцем тычет в эту историю. Мол, посмотри, придурок, что бывает с теми, кто Родину продаёт. Правда, для Максима Сергеевича Союз не является Родиной, но тем не менее, вряд ли данный факт сыграет в плюс. Наоборот. Нелегал пробрался в ряды Комитетчиков. Это, можно сказать, плевок им в лицо. Не простят оскорбления.
Постоял, потупил, посмотрел на часы. Почти девять утра. Уже на час опаздываю. Хочешь, не хочешь, надо идти. Была, конечно, грешным делом трусливая мыслишка свалить. А что? Вон, как Маслов. Забуриться куда-нибудь подальше и сидеть там в ожидании чуда. Вдруг само собой рассосется. Волшебным образом.
Беда только в том, что ни черта, конечно, не рассосется. И вытащить себя из этого дерьма могу только я. Все. Вот мне точно неоткуда ждать помощи. Да и как известно, Маслов закончил плохо. Пример тоже хреновенький.
Я оглянулся, сам не знаю зачем. Взглядом быстро оценил периметр, который находился в зоне видимости. Теперь паранойя Комаровой заразила и меня. Мерещится, будто за мной кто-то следит. Комарова…Вот еще одна проблема. Хотя, нет. Не еще одна. Пожалуй, Комарова — это главная проблема.
Однако, от себя, что говорится, не убежишь, надо идти. Стоять до конца жизни напротив завода — такое себе план.
Я решительно направился к проходной. В конце концов, не может быть, чтоб совсем не имелось выхода. Просто пока я его не вижу. Однако, обязательно что-то придумаю. Всякое бывало. Конечно, не настолько «всякое», как сейчас, но все же.
Не успел пройти через «вертушку», как сразу заметил Калинина. Он бежал мне навстречу с таким выражением лица, будто хотел сообщить нечто очень важное. Причем, бежал не в переносном смысле, а очень даже натурально. Легкой трусцой.
У Владимира Александровича его коротко подстриженные волосы немного стояли дыбом. Видимо, от волнения он их разлохматил рукой. Лицо раскраснелось, глаза горели каким-то вдохновленным безумием. Сука… Мне уже дурно. Он еще даже не начал говорить, я уже ничего не хочу слушать.
Потому что совсем не хочу больше никаких важных сообщений. У меня от этих важных сообщений дергается глаз. Отвечаю. Сейчас не удивлюсь ничему. Например, если Владимир Александрович расскажет мне, будто я — тройной агент всех разведок мира. Или он — агент. Или все мы — сотрудники Массада. Вот серьезно, хоть разворачивайся и беги от него. Будем, как два дурака, по двору в салочки играть. Но… Естественно, сделать ничего подобного я не могу. Хотя, очень жаль.
— Максим Сергеевич! Ну, наконец-то. Я Вас заждался! Кстати, не только я! — Калинин говорил рублеными фразами и восклицательными знаками. Он действительно был сильно взволнован. Сука…не хочу ничего знать. Вообще. Ничего.
— Здравствуй, Володя…
Не останавливаясь, прошел мимо него. Наверное, вид у меня был не очень, потому что Володя резко притормозил, открыв рот. То ли от удивления, то ли собираясь что-то сказать, то ли просто нравится человеку стоять с открытым ртом. Он несколько секунд растерянно смотрел мне в спину, а потом все-таки кинулся следом.
— Максим Сергеевич, там Комарова в кабинете. Сидит уже час. Вы просто… — Он, наверное, хотел сказать «опоздали», но вовремя вспомнил, кто из нас начальство. — Вы задержались. А она же Ваш помощник. Но заданий не поступало. Поэтому Александра Сергеевна ждет.
— Замечательно…– Ответил я Калинину, продолжая топать к управлению.
Вообще, конечно, замечательного совсем ничего нет. Ни капельки. Ни грамма. Я понятия не имею, что мне делать. Все утро ломаю голову, но пока ничего не придумал. Знаю наверняка лишь одно, руки опускать нельзя. Нужно искать выход. Вот только как? Получается, много лет назад, если говорить точно, то восемнадцать, я приехал сюда, в Советский Союз под личиной парня, который пережил серьезную трагедию. Надо поковыряться в своей же биографии. Изучить подробности. Как это было. Чертова память творит, что хочет. То включается,
