и станет верным мужем…
Баулин усмехнулся.
Соловейчик покачала головой и сказала:
— Наивно, конечно. Но несчастная женщина хваталась за последнюю надежду, как утопающий за соломинку… Капитан ехать с женой наотрез отказался, укатил один на Рижское взморье. Она тоже не поехала к Черному морю, а занялась тем, чего никогда в жизни не делала: засела в библиотеке за книжки по химии и медицине.
— Зачем? — удивился Евгений Тимурович.
— Об этом речь впереди, — остановила его жестом Людмила Иосифовна. — Капитан вернулся из отпуска, она встретила его нежно, ласково, с накрытым столом. Предложила бокал вина. За любовь! Отпила из этого бокала верхнюю часть, а ему дала допить остальное… После нескольких глотков супруг рухнул как подкошенный — в вине был яд. На дне бокала он более концентрированный.
— Так вот для чего ей понадобилась химия, — протянул Баулин.
— Разумеется. Но послушайте, что было дальше. Когда муж упал, Кленова достала заранее приготовленный остро наточенный топор и отрубила ему голову. Затем включила магнитофон, взяла в руки кровоточащую голову капитана и стала танцевать вальс… Как она потом сказала на суде, это был «прощальный вальс любви»…
— Боже мой, как чудовищно! — Баулин брезгливо скривился. — И непонятно, зачем же было отсекать голову?
— Она объяснила, что хотела выполнить их клятву. Помните, вместе «до березки»? Так вот, Кленова намеревалась поехать в Москву с головой мужа и на могиле Есенина покончить с собой… Представляете, везти все тело?.. Его она упаковала в целлофан, вызвала такси и отправилась за город. Закопала. Водителю ее поведение показалось подозрительным, он сообщил в милицию… Все, конечно, открылось. Кленова даже не пыталась что–либо скрывать. Сама указала место обезглавленного трупа… Ее судили. И что удивительно: на суде вместо того, чтобы думать о защите — она ведь могла напирать на то, что муж унижал ее, довел, можно сказать, до состояния аффекта своим распутством, — Кленова влюбилась на процессе… И знаете, в кого? В прокурора, что выступал в суде в качестве государственного обвинителя!
— Ну и ну! — вырвалось у Баулина.
— Идет судебное заседание, а она кокетничает с ним, строит глазки. Пыталась даже передавать любовные записки.
— Кстати, мне она тоже сегодня передала любовное письмо, — криво улыбнулся Евгений Тимурович и смущенно почесал затылок.
— Одно? — усмехнулась Соловейчик. — Вы даже не представляете, сколько посланий, адресованных вам, мы перехватили у нее…
— Да что вы? — удивился Баулин.
— Более того, Кленова ревновала к вам больных нашего отделения. Женщины говорят, кое–кому даже угрожала пистолетом… Правда, мы обыскали палату, но никакого пистолета не нашли… Может, это игра их воображения или просто поклеп.
— Дай–то бог! А то, знаете ли… — покачал головой профессор.
— Знаем, конечно, — даже обиделась заведующая отделением. — За Кленовой теперь более внимательно присматривают санитары. Особенно после случая с Акбаровой.
— Врачом лечебной физкультуры?
— С ней. Кленова почему–то решила, что Акбарова ее соперница. Ну, тоже влюблена в вас… Дня два назад после занятий аэробикой Кленова вцепилась ей в волосы, еле оторвали.
— Такие страсти из–за меня, а вы молчали, — с едва заметной улыбкой сказал Евгений Тимурович.
— Вы же знаете, что больные с таким диагнозом часто влюбляются в докторов… Кленова выбрала вас. Я говорила уже, что мужа ее, капитана, звали Евгением. И к тому же, как выяснилось, у него такие же усики, как у вас.
— Но я не капитан, — буркнул Баулин. — Да и старше ее. — Он помолчал, вздохнул. — Так что же суд? Признал ее невменяемой и направил на принудительное лечение?
— В том–то и дело, что вынес обвинительный приговор. Хотя прокурор, которому Кленова строила глазки, просил назначить повторную судебно–психиатрическую экспертизу. И адвокат настаивал.
— Повторную?
— Ну да. В ходе предварительного следствия она уже лежала в Институте судебной психиатрии имени Сербского. Но, представьте себе, ее признали вменяемой. Причем заключение подписали светила, авторитетнее которых нет… Короче, суд счел, что нет оснований ставить под сомнение заключение экспертов на предварительном следствии и в суде, направлять подсудимую на повторную экспертизу… Словом, вынесли обвинительный приговор. Дали срок. Отправили в колонию… Это сюжет не только для фильма ужасов, но и для серьезных размышлений медиков и юристов. Есть над чем задуматься. — Людмила Иосифовна посмотрела на часы. — Так что будьте бдительны, — с юмором заметила Соловейчик, поднимаясь со стула. — Раз у вас такая поклонница.
— Постараюсь, — грустно улыбнулся профессор. — У меня просьба, Людмила Иосифовна: увидите главную медсестру, скажите, чтобы зашла ко мне. Будьте добры.
Соловейчик кивнула и вышла из кабинета.
Главная медсестра, Орлова, как раз находилась в приемной, ожидая, когда освободится главврач.
Увидев красную ледериновую папку, в которой Орлова держала документы желающих попасть в клинику, Баулин сказал:
— Предупреждаю, Аза Даниловна, сразу: всего два свободных места.
Орлова села на стул, положила папку перед собой и в тон профессору произнесла:
— И я предупреждаю сразу: в вестибюле дожидаются госпитализации двадцать живых душ, да у меня еще тридцать письменных заявок, полученных по почте. Причем у всех направления, документы… Со всех концов страны…
Баулин жестом попросил дать ему папку. И пока он листал ее, главная медсестра молча смотрела в окно.
— До чего же тяжело отказывать! — сказал с тоской Евгений Тимурович. — А что будет, когда нас покажут по Центральному телевидению?
— Когда? — спросила Орлова.
— Точно не знаю. Завтра приедет съемочная группа. Так что прошу вас, Аза Даниловна, подготовиться. Пусть медсестры и нянечки оденутся понаряднее. Ну и за чистотой приглядите, за порядком.
— Уж куда больше, Евгений Тимурович, — обидчиво проговорила главная медсестра. — Сами знаете, как моем и чистим, — буквально вылизываем палаты, коридоры, холлы…
— Не обижайтесь, — миролюбиво сказал главврач. — Просто я считаю, что нелишне еще раз напомнить. Как–никак — Центральное телевидение!
Он продолжил читать документы больных. Положение было действительно затруднительным: кого же выбрать?
— Видимо, вас с Ростовцевым точно выдвинут на премию, — заметила Орлова,
— Почему вы так считаете? — оторвался от бумаг профессор.
— Если уж с Центрального телевидения едут… Можно, значит, поздравить?
— Когда официально напечатают в газете, тогда и будете поздравлять, — буркнул главврач и перевел разговор на другую тему.
Орлова перегнулась через стол, выбрала из папки схваченные скрепкой несколько листков. Баулин вопросительно посмотрел на нее.
— Протеже Ростовцева, — пояснила главная медсестра, протягивая документы профессору. — Аркадий Павлович мне два раза звонил… А вам?
Баулин взял бумаги, быстро пробежал глазами.
— Да–да, — кивнул он. — Припоминаю. — И, печально усмехнувшись, добавил: — Теперь на одно место осталось всего… сорок девять претендентов… С ума сойти можно!
Главная медсестра встала, обошла стол, снова перебрала направления и отложила одно из них. Баулин стал знакомиться с документами больного. А Орлова сказала:
— Заместитель начальника областного управления торговли… Так что, Евгений Тимурович,
