Но мадам Вержу предложила зарплату вдвое больше. В гимназии госпожи Вержу дети вели себя сдержанно, даже отпрыски криминальных авторитетов чинно гуляли парами по лакированным коридорам. К госпоже Вержу заранее записывались состоятельные родители, проживающие за триста километров от столицы, и даже иностранные подданные. Вот только ярких талантов Гризли тут пока не встречал. Он убеждал себя, что это пока, что дело отнюдь не в социальном статусе. Например, Стефан Кук уверенно шёл к почётной грамоте и аттестату с отличием, любые разделы физики он перемалывал с усердием канавокопателя, но…
Но и только. Звёзд с неба тут не хватали.
Гризли припомнилось, что странности начались ещё в прошлый четверг, когда утром его удивило непривычное отсутствие суеты на школьной спортплощадке. Обычно средние классы гоняли мяч, чуть ли не с семи утра и врывались на уроки пропылённые, взмокшие, по крайней мере, мальчики. После четверга наступила пятница, ознаменовавшаяся настоящим ЧП. То есть, ЧП по меркам четвёртой гимназии.
Трое из одиннадцатого «А» прогуляли последние два урока. Нагло собрались и ушли, проигнорировав приказы учителя и охранников внизу. По уставу гимназии, охрана не имела права выпускать учеников до окончания уроков без письменного разрешения педагога. На сей раз, отставной военный был вынужден буквально отскочить в сторону, иначе получил бы по лбу нунчаками.
Как бы в шутку.
Охраннику вначале никто не поверил, включая директрису. Госпожа Вержу немедленно связалась с отцом Дима Росси, тот был крайне изумлён.
Его сын? С нунчаками?! Он никогда…
Нет, это невозможно, кто-то напутал. Покинул школу? Нет, сам родитель не может сорваться и приехать, полно работы, но непременно разберётся.
Насколько было известно Гризли, господин Росси в гимназию не перезвонил. Впрочем, перезвонила мать Боба Илинеску и уверила, что её сын дома, и в полной сохранности. Нет, где он гулял весь вечер, она не в курсе. Нет, у него не было записки от родителей, но видимо, мальчик себя неважно почувствовал, раз не смог дальше заниматься. Госпожа Илинеску вполне доверяет своему ребёнку…
Плевать на этих придурков!
Сегодня Гризли ни о чём не мог думать, кроме как о Рокси. Он ставил машину на автопилоте, автоматически потянулся за портфелем, забыл на заднем сиденье газету и бутерброд. Кажется, при входе в школу с кем-то дважды поздоровался, но точно уверен не был.
Сегодня утром она собрала вещи.
Рокси собирала вещи, а он безучастно наблюдал, заслонившись турновером, стаканом чая и газетой. А что он ещё мог предпринять? Всё, что он мог, он уже сделал. Он бросил тренинги, бросил статьи, не приносящие ничего, кроме жалкого потакания его самолюбию, он лёг костьми, он вывернулся и добился места в этой гимназии.
Места, о котором Рокси мечтала больше, чем он.
Пристойные родители, не затевающие склоку из-за лишней сотни в месяц. Личные шофёры, исправно привозящие почти половину детишек к порогу школы. И детишки, восхитительные создания, посещающие внеклассные занятия, обеспечивающие Гризли вторую и третью зарплату. Здешние детишки все до одного родились в обнимку со справочником «Сто лучших университетов», их любящие родители не мыслили иных путей.
Когда Гризли получил место, Рокси прыгала вокруг него и хлопала в ладоши. Не так уж давно, три года назад. А потом всё покатилось к чёртовой бабушке, под уклон, всё быстрее и быстрее, он даже не успевал следить…
Она перестала называть его Гризли.
Рокси не выносила слабаков, а он слабак.
Он роздал тетради и, только вернувшись к своему креслу, отметил ещё одну странность. Никто не заинтересовался оценкой за контрольную работу. Вообще никто. Равнодушно рисовали в своих блокнотах, а тетрадки так и остались лежать с краю серыми квадратиками.
Чертовщина какая-то.
Гризли поймал стеклянный взгляд Симоны Грач. Она покончила с ногтями, заложила ногу на ногу и, откинувшись назад, со скучающим видом рассматривала его галстук. Гризли почувствовал себя неуютно, как будто девочка на расстоянии пыталась залезть прохладной ладошкой ему под рубашку. Хорошо, что Симона сегодня была в джинсах.
На целующихся Тофика и Сару он старался не смотреть. Ещё двое откровенно спали на задних партах, двое играли в «морской бой», кто-то хихикал.
Звонок вспорол тишину, как солдатский штык — гусиную подушку. Гризли вздрогнул, но не от звонка. Класс неторопливо собирался на перемену, слишком неторопливо. Никто не нёсся вниз, как обычно, никто не принялся скакать с плеером в ушах, и даже девчонки, выходя, не попрощались.
Ему показалось, что вещи они собирают как-то необычно. Две отличницы в первом ряду просто-напросто сгребли в сумки бумаги и ручки, всё, что лежало на столе. У одной девицы рюкзачок не закрывался, она вдруг швырнула его под ноги и несколько раз, подпрыгнув, притопнула кроссовкой. Гризли выронил из рук карандаш. Кажется, кроме него, никто ничего не заметил. В рюкзаке у девушки что-то отчётливо хрустнуло, но она не обратила внимания. Закинула его на плечо и с печальным лицом встала в очередь к выходу. Гризли хотел им всем что-то сказать, но так и не нашёл слов. Дети как будто отправились на похороны революционера, убитого жандармами. Мрачно, чуть торжественно, серьёзно, но не все. В последний момент к нему подошли попрощаться Нина Гарчава и Валдис Шлявичус. Нина, конфузливо улыбнулась, прижимая к груди учебники, посмотрела куда-то в сторону, ему за спину, и замялась, точно хотела что-то сказать. Гризли попытался придать лицу приветливое выражение, но, кажется, у него это плохо получилось. Валдис тоже посмотрел куда-то за спину учителю, и тоже ничего не сказал. Гризли на миг почудилось, что эти двое чего-то боятся, но он тут же отмёл это нелепое предположение.
Просто у всех тяжёлый день.
Когда последний ученик покинул класс, Гризли посидел минуту, прислушиваясь к возне в коридоре. Ниже этажом царил привычный бедлам, было слышно, как преподаватели строят младшие классы по парам для похода в столовую, как перекликаются мелодиями освобождённые от вынужденного сна сотовые телефоны.
Дети, замечательные одарённые дети.
Отчего же так хреново?
Это Рокси. Рокси. Рокси.
Теперь ему будут мерещиться, какие угодно кошмары, теперь любая мелочь будет казаться предвестником несчастья, пока он не разберётся и не разложит всё по полочкам. В стотысячный раз он рассуждал и анализировал, как так могло получиться, что их монолит дал трещину. Ещё год назад всё было классно…
Или ему только казалось, что всё классно?
Гризли сложил бумаги в папку, привычно обернулся, чтобы выключить свет у доски, и… застыл. На доске, ниже формул и графиков, крупными буквами было накарябано: «Хорёк, вали в Бобруйск, сцуко!!». Ещё ниже голубым мелком кто-то изобразил стоящего на коленях человечка с фаллосом во рту, и надпись «Отсосёшь у нас, хорёк, чмо лысое!!!»
Хорёк. Хорёк. Хорёк…
