попасть, — легко отбила мою попытку и дальше сидеть на заднице рубежница. — Тебе нечего бояться с амулетом. Разве что Врановой наткнется на тебя нос к носу.
Она отщипнула кусочек печенья, отправив его в рот. Медленно прожевала и склонила голову на бок.
— Для начала поставь пару защитных печатей на свой дом. Конечно, они будут немного тянуть хист и поначалу это покажется крайне неприятным, но ты привыкнешь. К тому же, ты всего лишь… — тут она смутилась, словно впервые за все время увидев мою силу. — Уже третьерубцовый. Когда только успел? Ну, пусть так. Для всех защитных печатей этого все равно мало. Поэтому поставь одну-две, не больше. Если хочешь, могу подсказать нужные.
Она не смотрела на меня — буравила взглядом насквозь. И я догадался, что это очередная проверка на профпригодность.
— Если я поставлю чужие печати, то как я могу быть уверенным в собственной безопасности?
— Молодец, Матвей, — искренне порадовалась Инга. — Для рубежника доверие — это невероятная редкость. Случалось так, что потомственные домовые предавали своих хозяев, а любовники били ножом в спину.
— В вашем мире очень грустно, — искренне сказал я. — Ради чего жить всю жизнь, ожидая, что любой, даже близкий человек может тебя предать?
Не знаю, какие потаенные струны души Инги задели мои слова. Однако она вздрогнула, а на лице внезапно пролегли глубокие носогубные морщины. Да ей ни фига не тридцать, и даже не сорок. Инга была немолодой и опытной рубежницей.
Правда, с секундной слабостью справилась достаточно быстро. Разве что на мой вопрос не стала отвечать. Более того, улыбнулась и поднялась на ноги. Видимо, наша встреча была закончена.
Поэтому я пошел провожать свою гостью.
— И еще кое-что, Матвей, — сказала она, шагая к автомобилю, — поменяй симку. Желательно зарегистрировать на чужое имя. Если нужны номера с предыдущей, то сделай переадресацию. Конечно, Врановой — рубежник старой формации. И у него вряд ли хватит фантазии и ума пробить твой биллинг. Но лучше перестраховаться.
— Сделаю, — сказал я, сокрушаясь, как сам до этого не додумался. Ведь смотрел кучу шпионских сериалов.
Инга замерла у калитки, посмотрев мне прямо в глаза. Красивая, легкая, молодая. Разве что только с отпечатком вселенской усталости во взгляде.
— Как называется то печенье?
— Овсяное.
— Ты спросил, ради чего нам жить? Ради таких маленьких моментов счастья. Когда ты думаешь, что знаешь этот мир вдоль и поперек. Считаешь, что тебя уже ничему не удивить. А потом появляется нечто.
Она улыбнулась.
— Овсяное. Хорошей ночи, Матвей.
— До свидания, Инга. Пока, Наташ.
После долгих поисков я нашел беса в бане. Григорий сидел, обхватив колени и что-то бурчал про себя. Правда, увидев меня, оживился.
— Чего, хозяин, ушла эта ведьма?
— Нет, за дверью стоит. Инга, можете входить.
Бес опрокинул старый веник, который был тут наверное не один десяток лет, и спрятался за полати.
— Да шучу я, шучу, уехала.
— Очень смешно, — недовольно бурча вылез Григорий. — Дурацкие шутки. Чего она хотела?
— Сказала, печати надо защитные ставить.
— Не рано ли? — почесал рога бес. — Печати — дело серьезное. Они хист из тебя тянуть будут. А я еще не обжился тут как следует, соседей не узнал. Как промысел собирать, с кого?
— Разберемся.
Мы вернулись в дом и каждый занялся своими делами. Бес принялся успокаивать нервы водочкой, мясом с картошкой и почему-то чаем с сахаром. Меня даже интересно, что у него там вместо желудка — атомный реактор? При этом недоеденное Ингой печенье он презрительно выбросил. Чувствовал хист. А я приступил к изучению возможных печатей.
Всего в тетради было написано про пять, защитных из которых было три. Я перечитал по нескольку раз, почесал репу и остановился на двух.
— Гриша, иди сюда.
— Хозяин, я же только сел.
— Бегом говорю. Пробегись по соседям, может, у кого свеча есть.
— А какая? Вифлеемская, молитвенная, алтарная, для прошения?
— Из воска, блин. Тут просто написано — свеча. Давай шустрее.
Бес, бурча, хлопнул дверью. А я тем временем приступил к созданию первой печати. Если честно, по моему пониманию, это был тот же ритуал. Только здесь ты словно рисовал своеобразный рисунок, который потом зацикливал на самом себе. И он продолжал жить уже своей жизнью.
Чем хороша печать — снять ее без последствий может лишь хозяин. Даже самый сильный рубежник при разрушении защиты потратит очень много хиста. А в случае с Врановым мне только этого и нужно.
Я подошел к дверному коврику древесного цвета с надписью: «Вэлком». Ага, сейчас будем дописывать по-русски: «Отсюда».
Мой рубежный нож распорол кожу, словно тонкий кусок шелка. Я невольно вздрогнул, глядя, как кровь закапала на коврик.
— Кто татем пробрался, кто недругом вошел, убить, украсть, отравить, навредить, рубежной силы лишится и будет страдать вскорости.
А после провел окровавленным ножом по воздуху, словно рисуя диковинную букву. И вложил хист.
На мгновение из легких будто весь воздух вышел. У меня такое бывало в рукопашке, когда бьют в «солнышко». Перебивают дыхание и ты какое-то время просто пучишь глаза, не в силах ничего сделать.
Я лишь видел, как кровь на коврике стала алой, яркой, а «буква» в воздухе налилась цветом. А после все исчезло. Вообще все.
Но по легкой пульсации я теперь ощущал в доме присутствие печати. Она действительно неприятно тянула. Как заживающий шрам на теле. И чешется, и тронуть нельзя. А еще я чувствовал, как к ней ведет ниточка хиста. Слабая, тонкая, но она есть. Как тот суслик из «ДМБ».
Бес нашел меня на кухне, попивающим чай. Привычно походил рядом, поцокал.
— Я же говорю, рано. Третий рубец и сразу печати. Ладно бы одну…
Если честно, я тоже уже начал сомневаться по поводу парочки. Если Врановой попытается войти без привычного «приветствия», где пообещает вести себя послушным и хорошим воробушком, ему и так прилетит. С другой стороны, если Инга сказала про «одну-две» печати, значит, понимает, что я это сделать в состоянии.
— Свечу принес?
— Ага, вот.
Григорий протянул мне сразу несколько образцов фителей в воске. Здесь были и тонкие церковные свечи, и обычная парафиновая, и парочка декоративных. Я взял самую непримечательную.
— Остальные неси обратно.
— Зачем, хозяин, пригодятся в доме. К тому же, я там чуток набедокурил.
— Вот будешь разбедокуривать. Неси, я
