Книга Хроники Севера - Дж. А. Линс

– Постой!.. – вскрикнула Гесна нервно, но тут же справилась с собой: – Постойте, царь Севера. Если вы все-таки решитесь на этот рисковый, но разумный шаг, я бы хотела предложить кандидатуру посла.

– Кто, по-твоему, достоин?

– Солнце, мой царь… – Гесна опустила глаза.

В сердце Бурана екнуло волнение, оно отразилось на его лице. Однако мужчина быстро вернул прежнее самообладание.

Он вновь отвернулся и открыл дверь в свои покои, ничего не ответив на предложение сестры.

– Буран… – тихо вымолвила она, ожидая ответа.

Царь остановился на пороге, замерев на секунду.

– Солнце едет, – вдруг бросил он через плечо и закрыл за собой дверь.

                   * * *

История старика действительно завораживала. Мы все еще сидели за столом в маленькой кухне, но за окном уже вечерело, хотя все еще было светло. Как сказал дед, скоро должны были доставить припасы. Он попросил меня выйти на улицу и принять провизию, и, честно говоря, мне захотелось на свободу, в снег, чтобы убежать от оживающих картин северной легенды.

Я оделся, как подобает: несколько слоев теплой одежды, маска, носки, валенки. И как только я переступил порог моего временного убежища, я увидел… Север. Нет, не тот, что все разглядывают на картинках в Интернете, а настоящий, неподкупный, свободный Север ванильно-карамельного запаха, ослепляющего блеска вечной зимы, тихого постанывания широкого ветра. Я видел белую бесконечную долину, она оживала, словно во сне. Поднимешь голову – увидишь синеву чистого неба, и, кажется, будто паришь в облаках, на высоте тысячи километров.

Но, пожалуй, я слишком увлекся природными красотами. Я тряхнул головой, освобождаясь от наваждения. Я еще раз оглядел равнину, и она показалась мне другой, совершенно отлично от той, что я увидел, только прилетев сюда. Что ж, быть может, я начинаю привыкать, и все будет не так уж и плохо… Надо мною низко пролетел самолет. Должно быть, тот самый, о котором говорил старик. Но, кажется, самолет даже не заметил ни избушку, ни меня. Я погнался за ним, размахивая руками, но, поняв, что бесполезнее этого может быть только замок на девчачьем дневнике, быстро оставил свою затею. Я забежал не слишком далеко, но все-таки потерял избушку из виду. Я совсем не переживал: погода была ясная, и следы четко виднелись на земле. Зато моим глазам открылась поразительная картина – вокруг был один только снег. Снег, и ничего больше. Ровное плато, покрытое миллиардами кристалликами морозного льда, танцующими в лучах чистого света. Чем-то напоминало «Март», кажется, Левитана, только лошади не хватало и пары-тройки деревьев.

Что ж, я не был намерен оставаться здесь долго. Все-таки солнце начинало клониться к горизонту, стараясь спрятаться от наступающей тьмы, а воздух, как и все на севере, был ужасно холодный.

Я повернул обратно и, шагая по своим следам, отправился в дом.

Дед уже ждал меня с чашкой «не-чая» в руках, который я пить, естественно, не стал. Про припасы он даже не спросил.

Это странно, но, гостя у этого старика, я практически ничего не делал. В принципе, меня это устраивало, но все же немного тревожило. Еще этот самолет, пролетевший мимо… С другой стороны, дед еще ничего плохого не сделал, разве что попытался отравить меня какой-то бурдой с имбирем, которая «бодрит и отогревает».

К тому же, бодрость мне уже и не был нужна. Я чувствовал себя приятно уставшим, мне было так уютно, и туман дремы заволакивал глаза. Я вошел в свою комнату, пропахнувшую лавандой (от этого запаха у меня начинала болеть голова), потратил пару часов на чтение и завалился спать. Кажется, мне много чего снилось. Обычно я не запоминаю сны, потому что боюсь, что они окажутся реальными. Действительность и так слишком зыбка, как песок, уходит через пальцы, и требуется очень много сил, чтобы собрать все крупинки вместе. Но этот сон… Он точно был явью…

…Я вошел в огромный зал с высокими сводчатыми потолками, наполненный шумом нарядных гостей. Синие стены комнаты будто были сделаны изо льда, яркие огни цвета рыжего золота слепили глаза. Я чувствовал торжественную радость, за которой, как за стеклом, пряталось волнение. Женщины в голубых, красных, зеленых платьях поражали своей горделивой статью, недосягаемой красотой. Почти все они были высоки, равно как и мужчины, сопровождавшие дам. Я посмотрел на свои руки. Кисти были туго обтянуты белоснежными перчатками, которые обрамляли кружевные манжеты моей сорочки и рукава небесно-синего фрака. Я чувствовал себя совершенно свободно в этом костюме, будто носил его каждый день. Я встретился взглядом со своей знакомой, улыбнулся и поклонился ей. Она ответила очаровательной улыбкой, и я остался доволен собой. Все болтали, веселились, играла скрипка. Кто-то танцевал, кто-то пытался отдышаться после головокружительного вальса. Женщины игриво хохотали, мужчины старались поразить их своим остроумием. Вдруг все смолкли, послышался шелестящий шепот платьев, и люди собрались вокруг чего-то, что я не мог увидеть, как ни вытягивал шею.

Из центра этого цветного круга прозвучал звонкий голос: «Папа, эта «паутинковая» мелодия для тебя!», и зал наполнился легкими, как дым, напевами пианино. Голос показался мне чем-то знакомым, как кажутся порой знакомыми никогда прежде не видимые лица. Я пробился сквозь бесконечную, вечно меняющую свое положение толпу и увидел источник удивительных звуков. За пианино сидела девочка лет тринадцати, с распущенными волосами, перевязанными голубым бантиком на затылке, и играла черно-белыми клавишами, переливая тональности. Ее пальцы быстро меняли свое положение, и я видел, как она старалась попасть во все ноты, растягивая связки как можно сильнее. Ребенок смеялся, покачивая головой в такт музыке.

Затем она подняла свои огромные голубые глаза и, увидев меня, тут же перестала играть, все так же улыбаясь яркому вечеру. Девочка поднялась со стула, надела свои маленькие ажурные перчатки цвета лебединых перьев и поманила меня за собой, прочь из шумной толпы любопытных гостей. Люди рассыпались по всему залу, вновь смеясь и разговаривая, обмениваясь нелепыми замечаниями и злорадными ухмылками. Мы с моей маленькой спутницей отошли в сторонку, где было потише. Девочка одарила меня пристальным взглядом, я почувствовал неловкость, словно взгляд ее касался и моих мыслей.

– Как хорошо, что вы пришли! – наконец воскликнула пианистка после долгой паузы.

– Я не мог не принять ваше приглашение, – поклонился я. Она ответила мне реверансом, уверенным и ловким, как приветствия взрослых дам.

– Я хотела просить вас кое о чем, – вдруг понизила голос моя собеседница, почти