поклонитесь богам, властителям вселенной!
Адриан сделал жест рукой – в сторону статуй.
Статуи молчали и улыбались.
– И если вы послушаете меня и исполните то, что вам приказано, то я назову вас своими детьми. Да! Я призову начальников и правителей и всех моих советников и при них объявлю вас своими дочерьми.
По залу пронесся шепот восхищения. Дочерьми! Император готов объявить этих несчастных своими дочерьми! Воистину, милость императора безгранична! Да здравствует император!
Шепот стих. Женщина молчала. Вера. Надежда. Строгие, безмолвные. Только Любовь слегка улыбалась – каким-то своим, детским мыслям.
– А если вы не послушаете и не исполните моего повеления, то причините себе великое зло! – Адриан облизал губы, горечь во рту снова вернулась. – И старость матери своей огорчите, и сами погибнете в то время, когда бы могли более всего веселиться, живя беспечно и весело.
«Беспечно и весело» он уже произнес тусклым, упавшим голосом.
Сделал несколько быстрых глотков из чаши.
– Итак, для вашего же собственного блага послушайте меня… – Адриан торопился договорить, пока рот снова не наполнится углями. – Ибо я люблю вас, и не только не хочу губить красоты вашей и лишить вас жизни, но желал бы стать для вас отцом.
Вера подняла голову:
– Отец наш – Бог, на небесах живущий.
Все было ясно, можно было заканчивать. Оставалась одна юридическая формальность.
Запищали флейты. Вдоль колонн двинулась процессия. Впереди, на носилках, слегка покачивалось изваяние богини, украшенное цветами и лентами.
Носилки приблизились. Флейты, пискнув, замолкли.
– Принеси жертву великой богине Артемиде!
Указал на Веру.
Вера не двинулась с места. Так они стояли неподвижно друг напротив друга, девочка и каменное изваяние.
– Принеси жертву великой богине Артемиде!
Вера помотала головой.
А вот теперь действительно можно было заканчивать. И как можно скорее.
– Раздеть ее. Щипцы!
Принесли подстилку из бычьей кожи, чтобы кровь не испортила драгоценный мозаичный пол.
Адриан вышел в сад. Было тепло, в мраморном бассейне спокойно плавали рыбы. Он взял с собой флейтистов, чтобы их игра заглушила крики. Но криков не было.
Когда он вернулся, все уже было закончено. Палач вытирал тряпкой большие волосатые руки.
Оставались еще две сестры. И мать.
Он повторил все, что сказал до этого. Готов стать их отцом. Не хочет погубить красоту. Неужели так сложно принести жертву Артемиде?
Он подошел к Надежде:
– Ну, посмотри, какая она красивая, великая богиня… Какое у нее платье! Тебе нравится? У тебя будет такое же. Почти такое же. Поклонись же ей, дурочка.
Он попытался улыбнуться. Не сразу, но это ему удалось. Тут же заболели щеки и зачесался подбородок.
– Царь! – услышал Адриан как будто откуда-то сверху, а не от этой девочки-подростка. – Разве я не сестра той, которую ты умертвил? Разве я не от одной с нею матери родилась? Не тем же ли молоком я вскормлена и не то же ли получила я крещение, как и сестра моя?
Император кивнул и снова ушел в сад, покормить рыб.
«Animula vagula, blandula», – вертелось в голове императора. «Душа моя, странствующая и ласкающая». Огромные окуни, доставленные ему из Египта, лениво ловили кусочки хлеба.
К вечеру все было завершено.
Слуги молча складывали инструменты, разбирали железную клетку, чистили пол, который все-таки немного забрызгали. Придворные, наглядевшись на зрелище, расходились по своим делам. Статую Артемиды унесли, флейтистам накрыли ужин на кухне. Остальные тоже торопились подкрепиться. После казни обычно разыгрывался аппетит.
Вот, собственно, и все. Христианка София, вдова, родом из Милана, была признана виновной в sacrelegium, crimen laesae majestatis, и так далее. А также в том, что воспитывала в этих беззакониях своих дочерей. Однако ей, по милости императора, была сохранена жизнь. В тот же вечер ей были выданы тела трех ее дочерей, о чем была произведена соответствующая судебная запись. Вдова погребла их недалеко от Рима и три дня молилась на их могиле. На четвертый день ее нашли мертвой и там же погребли.
Адриан тоже вскоре умер. Меньше чем через год. В самом расцвете славы и могущества. На смертном одре он написал стихотворение:
Animula vagula, blandula,
Hospes comesque corporis,
Quæ nunc abibis in loca
Pallidula, rigida, nudula,
Nec, ut soles, dabis iocos.
«Душа моя, странствующая и ласкающая, пока ты была спутницей и гостьей тела. В какие страны ты отправляешься теперь, оцепенелая, нагая, покрытая смертельной бледностью? Все твои шутки пришли к концу».
Вряд ли кто-то из окружения Адриана мог ответить на вопрос, куда отправится его душа. Равно как и знать, где окажется прах императора два века спустя, когда Империя – пестрая, как покрывало, и гудящая, как улей, – станет христианской.
Феодор
О его детстве известно немного.
Родился около 314 года в Латополе на берегу Нила, на юго-востоке Египта. Имя «Латополь» город получил от огромного нильского окуня – латеса, священной рыбы богини Нейт. В городе почитался и местный бог Хнум, ведавший разливами Нила. Руины храма, посвященного Хнуму, сохранились до наших дней.
Феодор был сыном богатых родителей. Подостком он ушел из дома, некоторое время жил в монастыре недалеко от Латополя. Насельники монастыря собирались по вечерам для беседы; на одной из таких бесед некий инок, вернувшийся из Тавенисси, рассказал о возникшей там обители и ее основателе – их земляке, авве Пахомии.
Вскоре в латопольскую обитель прибыл монах из Тавенисси; снова Феодор слушал рассказы об этом удивительном братстве. Когда монах собрался в обратный путь, Феодор стал упрашивать взять его с собой, но тот не решился. Монах со своими спутниками сел в лодку, Феодор тайком пошел вслед за ними.
Лодка плыла, отрок шел.
Дойдя до Тавенисской обители, он опустился на колени и поцеловал ее стены.
Египет в Ветхом Завете есть образ тьмы – тьмы египетской, насланной за отказ фараона отпустить иудеев. Моисей простер руку к небу, и опустилась тьма, и никто не видел друг друга и не вставал со своего места три дня.
Египет в Ветхом Завете есть образ рабства, страна идолов, земля пустыни.
В Новом Завете в Египет бежит от преследований Ирода семья Младенца Иисуса. В 328 году императрица Елена сооружает храм над пещерой, в которой, по преданию, нашло убежище Святое семейство.
В третьем-четвертом веках Египет просиял именами Афанасия Великого, епископа александрийского, и основателей монашества Антония Великого и Пахомия Великого.
Антоний Великий был отцом особножительного монашества. В основанных им обителях монахи жили каждый в своей пещере или хижине, собираясь вместе только
