закатился в такую дыру, что его не смогли обнаружить. Меня там не было, поэтому я не могу ничего сказать. Досталось ребятам, с этими поисками, по полной — это точно. Да и ещё, во всей этой кутерьме про меня даже не вспомнили. Хотя, представление на награду, Собкин оформил и отправил в канцелярию Калужского отдела МГБ. Но оно, где-то потерялось в кулуарах или просто лежит в куче других документов, пока ещё не подписанное, а может и не прочитанное вообще. Посмотрим.
Я решил разрядить обстановку и предложил сходить покушать. Ну а что? Я с этого Конотопа не ел по нормальному. Имею право, в конце концов, как раненый в одно место и пострадавший за светлое будущее. Пусть, только, хоть слово скажут, я смогу найти чем ответить и не обязательно словами. Но Собкин, даже, не думал сопротивляться, а очень даже наоборот, моментально высвистел Фёдора, чтобы он нас отвёз в столовую.
В воскресенье, как я и говорил ранее, на талоны можно было покушать только в нескольких местах. Федя не заморачивался по этому поводу и отвёз нас на хлебозавод. А что? Нормальная точка общепита. А по моему, даже, одна из лучших.
Ужин прошёл в непонятной атмосфере. Фёдор сиял и излучал позитив, на всех работниц столовой. Собкин больше молчал и кушал с завидным аппетитом. Я вообще, разошёлся не на шутку и умял две порции. За что и поплатился. Когда меня везли в общежитие, я вырубился прямо на заднем сиденье. А вот когда автомобиль затормозил, то я подскочил и выглянув в окошко громко возмутился:
— А чего это мы сюда припёрлись?
— Ну как? — полуобернувшись и с удивлённым видом ответил Собкин, — тебе же надо отдохнуть?
— Нафиг отдых! — коротко бросил я и добавил, — кто-то мне обещал сватом выступить, когда я вернусь. Я тута, не пора ли выполнить общение?
— Да ты чё, Вилор? — в который раз, приняв ошарашенный вид, ответил лейтенант, — это же надо готовиться! Переодеться там, ну и подарки какие-никакие собрать. Да и кто на ночь глядя, такими вещами занимается?
— Ночь — не ночь, а свои слова надо держать! — твёрдо сказал я и для придания веса, своим словам, стукнул кулаком по переднему сидению.
— Вот ведь, мабул неугомонный! — это Фёдор очнунлся и решил вмешаться в наш спор.
— А ты вообще молчи, — сорвался я на старшину, — мог бы и поддержать меня, если захотелось поговорить. Ты же там тоже был, между прочим и поэтому фиг отвертитесь вдвоём. Поехали к Рите и никаких гвоздей. Если не свататься, то хотя бы поговорить.
Преувеличивал лейтенант. Никакая не ночь, на дворе, а вполне себе хороший вечер. Тёплый и ласковый, как и положено в конце августа. Так что можно не сомневаться, дома у Марго ещё никто не спит. А что скорее всего, все усердно трудятся — выполняя заказ от военных. А может и ещё чего. Месяц прошёл, как я виделся в последний раз с Ритой. Катерина ещё со своими, сказанными в больнице словами, вносила дисбаланс в мыслях. Надо ехать и разбираться, а иначе я просто не смогу, спокойно себя чувствовать. Хорошо, что на работу завтра не идти — высплюсь хотя бы. У меня освобождение, на две недели, согласно рекомендации конотопского хирурга. Решать, конечно, местным эскулапам, но я так думаю, что они будут солидарны со своим коллегой. Впрочем завтра всё узнаю. С утра, схожу в поликлинику и там всё решится. Кстати это освобождение мне далось очень нелегко. Мне хотели вообще запретить тяжёлый труд. Что-то очень серьёзное зацепил этот Шульц в моём ливере. Главврач грозился отослать письмо в военкомат. Хотя, где Конотоп и где Калужский военкомат? Но всё-таки оставил решение этого вопроса на калужских врачей. Для этого я и согласился на очень строгий режим стационара. Надеюсь, что от армии меня не освободят. Как-то это фигово быть инвалидом, в таком возрасте. Я совершенно не хочу отказываться от работы каменщиком. Мне нравится эта профессия и, если честно, то ничего другого я не умею. Если не считать работу прорабом, конечно. Но это тоже нелёгкий труд. Как-то не хочется мне быть похожим, на товарища Иванова и целый день сиднем сидеть в прорабской. Ладно, не будем загадывать — завтра всё решится.
К дому Марго доехали за пятнадцать минут. И чего спрашивается спорили? Всё равно сделали так, как я сказал. Только время потеряли. Немного, но всё-таки. Я хотел-было первым вылезти из машины и броситься к знакомой двери, но был остановлен лейтенантом:
— Отдохни пока, — произнёс Собкин, — если уж поручил это дело мне, так будь добр уважать моё решение.
А я чё? Я ничё. Сижу, молчу и смотрю. Учусь у старшего поколения, как и что делать после долгой разлуки. Просто я, на сто процентов уверен, что лейтенант сегодня не намерен заниматься сватовством. День недели не тот. Да и обстановка не располагает. Вот и интересно мне, что же дальше будет?
А было всё интересно. Смешно и громко. Я не знаю, что там подумала моя будущая тёща, но она наотрез отказалась впускать лейтенанта в квартиру. Как бы он её не уговаривал. В конце концов, он просто попросил чтобы Рита вышла на улицу. Но это только ещё больше, возбудило дорогую тёщу. Таких криков я не слышал давно. А самое главное это те обвинения, что она предъявляла Собкину. Чего там только не было… Как оказалось, калужская милиция это сборище похотливых индивидуумов с, почему-то, обильным слюноотделением. Которые только и мечтают, как бы получить в свои загребущие лапы молоденькую и красивую девочку. Собкин, в который раз, офонарев от таких обвинений, резко развернулся и красный как варёный рак, влез в машину. Минут пять, под неумолкаемый грохот и крики из дома, он сидел и тупо смотрел в одну точку. Пока не выдавил из себя:
— День сегодня, какой-то неудачный. Может завтра приедем? А, Вилор?
— Не, не, не… — быстренько ответил я, — не пойдёт! А давайте я сам попробую?
— Иди, — как-то легко согласился лейтенант.
Тьфу ты! Я думал, что придётся уговаривать, а он сдался при первой возможности. Что-то не вяжется у меня, такие телодвижения, с прежним образом спокойного и рассудительного человека. Которым мне всегда казался товарищ Собкин. Но это дело второе, а сейчас мне предстоит встретиться с женщиной, которая, пока ещё, является самым близким человеком для Риты. Эх! А и ладно… В конце концов, я же не свататься буду. Для этого есть другие люди…
Глава 2
