Горелова и, как мне кажется, втайне страдает от этого.
— А тот, что со шрамом? — любопытствую я.
— Это Гера Земцов. Жутковатый тип, если честно, — Нина ежится. — Говорят, что его родители на самом деле живы, их просто лишили родительских прав. А этот шрам, по слухам, оставил ему отец, когда в приступе белой горячки гонялся за ним с ножом.
М-да. История, мягко говоря, пугающая. Но, к сожалению, совсем не уникальная.
— Высокий парень в кепке — Данила Лесков. Мне кажется, из окружения Горелова он самый адекватный. В драках участвует редко, воспиталок практически не бесит. А еще поговаривают, что он уже много лет безответно влюблен в Юлю Мелихову. Она дружит с ним, но близко не подпускает. Похоже, так и останется Дан навечно во френдзоне.
— Понятно, — я отлипаю от окна и перевожу взгляд на Нину. — Ну а тебе? Нравится кто-то?
Обычно я не лезу к людям с подобными вопросами, но почему-то мне кажется, что моя новая знакомая будет не прочь это обсудить.
— Да нет, — она неопределенно поводит плечом, а потом добавляет. — Разве что Мот. Са-а-амую малость. Он все-таки реально классный.
Так я, собственно, и думала.
— Дружишь с кем-нибудь? — продолжаю расспрос.
— Со всеми понемногу, но лучшей подруги нет, — Нина забирается на подоконник и принимается болтать ногами. — Но ты мне нравишься, кстати.
— Ты мне тоже, — признаюсь с улыбкой. — Если честно, знакомство с тобой — первое позитивное событие за целый день.
— Я рада. Так что, пойдешь со мной завтра на лепку после уроков? — ее глаза горят предвкушением.
— Пойду.
— И на уроках тоже можем сидеть вместе, — предлагает как бы невзначай.
— Давай, я с удовольствием — отвечаю я, ощущая облегчение от того, что отныне я не совсем одна.
Глава 4. Аня
— Блин, гляньте, как у нее ребра выпирают, — совершенно не переживая о том, что я все слышу, комментирует Даша Севастьянова. Та самая девочка, которая отняла мой браслет. — Походу, не жрет ни черта.
— Ну это перебор, — поддакивает кто-то из ее свиты. — Прям уродство.
— Угу. И лицо тоже тощее, заметили? Как у Кощея бессмертного.
— И глаза на выкате.
— Царевна лягушка, блин!
Они визгливо хохочут, а я, плотно стискиваю зубы и, глядя строго перед собой, продолжаю переодеваться.
Не смотреть. Не отвечать. Не реагировать.
И плевать, что их слова ранят. Плевать, что причиняют боль.
В последнее время и я впрямь стремительно теряю вес. Ем плохо, но не потому что невкусно, а потому что кусок в горло не лезет. Аппетита нет. Я чувствую себя настолько подавленной и угнетенной, что организм никак не может адаптироваться к новым условиям.
Оттого и худею. Оттого и ребра торчат.
Но этим фуриям, конечно, нет дела до моих проблем. Им бы лишь поглумиться.
— Так это она, наверное, специально за фигурой следит, — насмешливо роняет Даша. — Пацанам хочет нравиться.
— Только парни не собаки, — подхватывает второй голос, — на кости не бросаются.
И снова ржут.
— Слышала, Краснова? Твои тощее тельце никому даром не сдалось. Ваське Машкову разве что… Да и тот наверняка побрезгует. Вы, кстати, слышали, что он Светке Кисляковой сказал? Типа у нее спина волосатая…
Разговор девочек плавно сворачивает на другую тему, и я облегченно выдыхаю. Торопливо снимаю юбку и натягиваю спортивные штаны. Терпеть не могу физкультуру, но деваться некуда: раз по расписанию есть урок, надо посещать.
Внезапно слуха касается глухой удар, и мы все едва не подпрыгиваем на месте. Лена, самая крупная девочка из Дашиной свиты, подходит к двери и, едва приоткрыв ее, тут же шумно захлопывает.
— Пацаны опять приперлись, — заявляет она со смехом.
— Как всегда, — Севастьянова самодовольно закатывает глаза, приглаживая волосы. — Идиоты озабоченные.
И в этот момент я замечаю на ее запястье свой браслет.
— Пошли вон, гамадрилы! — орет Лена в дверную щелку.
— А ты сиськи сначала покажи! — доносится снаружи.
— Ишь губу раскатал! А жопу тебе не показать?
— Покажи! С удовольствием гляну!
С той стороны раздается ехидный мальчишеский гогот. Девочки меж тем тоже сдавленно хихикают.
— Зачем ты его дразнишь? — качает головой Даша.
— Ну а че он докапывается? — Ленины щеки отчего-то алеют.
— Просто забей. Сабуров придурок.
Девочки продолжают переодеваться, а Лена охраняет дверь, на которую время от времени покушаются кулаки парней.
Торопливо просовываю ноги в кроссовки и принимаюсь их зашнуровывать. Но от волнения пальцы не слушаются, поэтому получается гораздо медленнее, чем обычно.
Разобравшись с обувью, я ныряю в рюкзак за футболкой, и только успеваю нащупать ее, когда дверь позади распахивается и с жутким грохотом ударяется в стену.
Обернуться не успеваю, потому что в следующую секунду в спину прилетает что-то влажное и липкое. Приземлившись меж лопаток неприятное нечто, скатывается вдоль позвоночника и с чавкающим звуком плюхается на пол.
Закрываю глаза и сжимаю руки в кулаки. Так, что ногти больно впиваются в кожу ладоней.
Что в меня только что бросили? Тряпку? Вонючий носок? Дохлую мышь из помойки?
Как же меня все достало!
Этот детдом.
Этот тошнотворный запах хлорки, витающий повсюду.
Эти тупые бесчувственные люди вокруг.
Поворачиваю голову и опускаю взгляд на пол. Передо мной лежит непонятная склизкая масса грязно-голубого цвета. Присматриваюсь и вдруг понимаю, что это видавший виды лизун. Желеобразная игрушка с прилипшей к ней пылью и мелким мусором.
Раздевалка сотрясается от многоголосного издевательского хохота, который перетекает в гудящий оглушающий звон, а я чувствую, как из меня вытекает последняя капля терпения.
Рывком наклоняюсь и хватаю несчастного лизуна с пола. Пулей вылетаю в коридор и принимаюсь озираться по сторонам в поисках того, кто кинул в меня этот мерзкий комок желе.
Взгляд цепляется за удаляющиеся спины каких-то парней и я, не задумываюсь, атакую их ответкой. Брошенный мной лизун очерчивает дугу в воздухе и впечатывается в плечо одного их них.
Парень притормаживает. Оборачивается.
И в этот момент мое дыхание резко обрывается. Словно от удара под дых.
Потому что, сама того не зная, я запустила лизун в Матвея Горелова.
Он фокусирует на мне взгляд и, слегка сощурившись, направляется в мою сторону.
Каждый его шаг отзывается в теле бешеным всплеском адреналина. К щекам приливает удушливый жар, а сердце истерично долбит по ребрам. Так сильно и неистово, будто хочет перемолоть их в мелкую костяную крошку.
Матвей приближается довольно быстро, но для меня это происходит как в замедленной съемке. Я чувствую волны исходящей от него энергии. Ощущаю запах табака и ментола, хранящийся на его коже. Вижу вкрапления зеленого на золотисто-карей радужке его глаз.
Подходит близко, почти вплотную. Жалкие
