— Да, сын мой, нас встретили, как настоящих посланцев Его Величества. Лучшей комнатой. Думаю, что слухи о нашем приезде распространились в Городке несколько раньше, чем мы успели выехать из Праги, — констатировал он, неторопливо обходя комнату и все тщательно оглядывая.
Закончив осмотр и удовлетворенно кивнув некоим своим мыслям, Платон предложил Йошке спуститься в общую залу и отужинать, после чего уже насладиться законным отдыхом. Юноша с радостью согласился.
На ужин, который расторопный хозяин уже успел самолично расставить на столе, чем немало подивил присутствующих постояльцев, привыкших, что этим обычно занимается мальчишка-половой, были поданы крылышки куропаток, варенные с винным соусом бобы, сыр и пиво. Далее был подан поджаренный окорок. Отужинав и отметив только, что здешнее пиво имеет какой-то сладковатый привкус, Платон и Йошка вернулись в комнату, где улеглись, юноша в углу, а библиотекарь у окна, и почти мгновенно попали в объятия к Морфею.
ГЛАВА ВТОРАЯ,
в которой утренний Платон предстает перед учеником в ином свете. Платон и Йошка осматривают домик Карла Новотного и знакомятся с некоторыми обитателями ГородкаПробуждение Йошки было подобно восходу весеннего солнца — таким же радостно возбужденным и шумным. Бросив мельком взгляд на кровать у окна, на которой под горами одеял покоился, как ему казалось, мастер Платон, юноша настежь раскрыл окно, впуская в комнату свежий весенний воздух, который он сразу же вдохнул полной грудью. Во дворе стоял голый по пояс пан Платон и тщательно растирался. Стоящий рядом мальчишка-слуга время от времени окатывал из ведра странного постояльца холодной водой, набранной из колодца. Решив, что учитель наложил на себя некий обет в церкви, чтобы вернее было разрешить таинственное дело с исчезновением пана Новотного, и отметив про себя, что для старика тело пана Платона весьма крепко, подтянуто и мускулисто, Йошка попытался было спрятаться внутрь, но не тут-то было. Он был тотчас же замечен библиотекарем, так некстати поднявшим голову и обратившим взор свой на окно.
— Похвально, сын мой, что ты столь рано пробуждаешься, — заметил мастер, хорошенько вытирая тело полотенцем, поданным расторопным мальчишкой. — Однако тебе непременно надобно присоединиться к утренней процедуре, кою ты только что видел.
Заметив, что от высказанного предложения лицо ученика непроизвольно передернулось, видимо, юноша представил себе, до чего же холодна колодезная вода при соприкосновении с телом, пан Платон счел должным добавить:
— Считай, что это начало обучения. То есть приказ.
Йошка потащился вниз по лестнице во двор, зайдя лишь по пути к хозяину на кухню и распорядившись о приготовлении завтрака. При этом юноша думал о том, что не зря все-таки Платона за глаза называют монахом-расстригой, чему подтверждение он только что лицезрел во дворе в виде странного обряда, а также постоянное обращение к нему учителя: «сын мой», которое также указывало на некую причастность мастера к духовному сану. Что ж, уважаемый Читатель, я не буду лукавить и сразу же отмету всяческие подозрения твои в том, что Платон Пражский был расстригой.
Но все оказалось далеко не так страшно, как воображал Йошка. Конечно, юноша при первом обливании заорал как оглашенный, распугивая мирно скребущих навозную кучу в углу двора кур, однако вслед за холодом наступило нежданное тепло, разлившееся по телу откуда-то изнутри. Йошка раскраснелся, от него пошел пар. Платон, наблюдавший за процедурой, показал юноше, как ловко можно двигать руками и всем телом, чтобы размять затекшие за ночь члены и прогнать возникшее тепло через них.
— Так поступали еще величайшие мудрецы древности, — сказал пан библиотекарь, усаживаясь за стол трактира, что размещался на первом этаже постоялого двора и в котором они с Йошкой вчера так славно поужинали. — Знаешь ли ты, сын мой, что знаменитый математик Пифагор, прозванный властителем чисел, в молодости участвовал в Олимпийских играх и даже был награжден лавровым венком за победу в кулачном бою тяжеловесов?
Йошка принужден был отрицательно покачать головой. Ну и дела, подумал он. Он вспомнил, как в компании с другими юными подмастерьями не раз насмехался над паном Платоном, коего король, к удивлению остальных, ценил даже выше, чем доктора философии Михаэля Майера, о котором я, как заметил внимательный Читатель, уже упоминал ранее. Приглашенный ко двору Рудольфом II Майер прославился в Праге своей «Тайной тайн», весьма упрощавшей понимание зашифрованных алхимических текстов, часто представленных в виде мифологических аллегорий.
Однажды (правда, Йошка сам не был тому свидетелем, но ему подробно рассказал о случае присутствовавший в обеденном зале королевского дворца поваренок Франтишек) пан Платон во всеуслышание назвал книгу доктора Майера набором надуманных и натянутых иллюзий, достойных более графомана, нежели достойного и столь уважаемого при дворе доктора философии. Ух и разозлился же Михаэль Майер на эти нелицеприятные слова придворного библиотекаря! Он в сердцах бросил салфетку об пол, назвал библиотекаря недоучкой, не удосужившимся по окончании университета получить степень магистра, и, разумеется, с дозволения Его Величества вызвал пана Платона на научный диспут, который ученым заменяет дуэль. Пан Платон, право слово, тоже оказался не промах. Как утверждал Франтишек, библиотекарь поддержал идею и лишь добавил в нее, по его словам, незначительные дополнения об условиях диспута, максимально приблизив их к правилам, принятым в Древней Элладе. После окончания научного диспута, как только третейский судья, коим единогласно был избран Рудольф II, скажет, кто же победил в споре, проигравший должен тотчас же принять чашу с ядом.
Доселе злобный и чрезвычайно шумный доктор Майер, нападавший на невозмутимо сидящего за обеденным столом библиотекаря, внезапно сник и стал бубнить что-то вроде «это не по правилам». Положение спас сам король, заявивший, что он читал «Тайну тайн», которая ему понравилась, и что в мире нет хоть сколько-нибудь одинаково схожих мнений относительно литературы: кому-то книга может нравиться, кому-то нет, а кому-то нравится лишь отчасти.
Теперь же, снедаемый любопытством, Йошка не преминул, вспомнив об этой истории, поподробнее расспросить мастера Платона о возникшем недоразумении между ним и доктором Михаэлем Майером.
— Тебя интересуют, сын мой, следствия, тогда как настоящий мудрец предпочел бы доискиваться до причины, побудившей сей спор, — ответствовал пан библиотекарь, налегая на гречневую кашу, хорошенько перемешанную с бараниной. — Суть в том, что доктор Майер предпочел достойным научным изысканиям пошлую публикацию своих досужих домыслов. Дело касается Королевского искусства, кое не терпит легкомысленного к себе отношения.
— В чем же суть сих домыслов? — навострил уши, услышавши о «Королевском искусстве», Йошка.
Дело в том, дорогой мой Читатель, что в голове юноши давно уже зрела мысль о том, чтобы податься в алхимики, коих столь много развелось в те времена в Праге. Родившийся в семье бедного рудокопа, подавшегося на поиски лучшей доли в Прагу, Йошка желал всей душою, желал страстно и трепетно вырваться из той нищеты, в которой пребывала его бедная семья, отдавшая последние гроши, оставшиеся еще от материного приданого со свадьбы, аптекарю Ванеку, чтобы тот взял мальчика в подмастерья и дал ему, кроме воспитания, денежную профессию. Ведь и мы иной раз мечтаем, особенно это происходило в детстве, как было бы хорошо, если бы мы вдруг обнаружили клад.
