со стула его коллега. – Но, извините за дерзость, располагаете ли вы действительно такими средствами? Вижу, человек вы деловой и приличный. Но, поймите, в столице столько мошенников! Того и глядишь, угодишь в историю!
– О, не волнуйтесь! Такое жульничество не в моём характере! – открыто и обаятельно улыбнулся Колычев, показав ровные белые зубы, и доставая из кармана пухлый бумажник и пачку банкнот в банковской ленте. – Это мои личные, а не казённые деньги, уверяю вас. Со своей стороны разрешите уточнить, располагаете ли вы достоверными фактами, либо довольствуетесь слухами и сплетням об этом доме?
– Ваши опасения можно понять, господин Колычев. И, правда, этого дома нет в адресном «Вестнике», и на извозчике туда нелегко доехать. Но если в Петербурге вы имеете связи, то через нужного человека для вас найдётся всё, что душе угодно! – самодовольно кивнул Чигарёв.
Степан Михайлович послал с запиской к одному своему высокопоставленному знакомому. И пока дожидались ответа с примерным адресом необходимого заведения, мужчины выпили и пообедали. Когда же расплывчатое описание было у них в руках, сговорились, что Колычев заплатит за них троих, а взамен они повезут его, куда сказано.
На Суворовском проспекте наняли экипаж. К вечеру обещался снегопад, небо висело низко и мрачно. Быстро стемнело, через Выборгскую возница довёз их до Петербургской стороны. Миновали Геслеровский мост, поплутали по улице Грота, было затерялись в переулках. Казалось, что ветер гонит дождь со снегом сразу во всех направлениях. Они уже начали подмерзать, когда судьба послала навстречу двух старых уличных девок. Отчаянно зябнущие размалёванные страшилища безуспешно зазывали поздних клиентов, но согласились указать дом Мадам Эмер, о котором тоже немного слышали. Гулящие получили по рублю, а путешественники прошли к небольшому особняку в глубине двора с чахлым садиком.
Глава 3
Глава 3.
Начало двадцатого века, Россия…
Внутри было душно натоплено, пахло сладкими духами, пряным женским потом, хересом и хорошим табаком. В передней, принимая шинели и пальто, околачивался крепкий вышибала с внешностью мясника, с подозрением разглядывающий гостей, особенно Колычева. Ему редко доводилось сталкиваться с теми, кто не только не уступал ему в фактуре, но и существенно превосходил его.
Через мгновение к ним вышла экономка, назвавшаяся Кристиной Карповной, пикантная кудрявая дама в синем шерстяном платье и жемчужном ожерелье. Она деловито приняла деньги от новых посетителей, разрешив им пройти и присоединиться к танцующим парам. Чигарёв и Синицкий, оглушённые музыкой, светом и жарким воздухом, обомлевшие, шагнули в гнездо разврата. А Колычев, подождав, пока спутники исчезнут за портьерами, подал экономке карточку.
– Благоволите передать вашей хозяйке!
– Мадам Эмер не принимает, извините, господин хороший! – сверкнула она глазами.
– Уверяю вас, для меня она сделает исключение, – мягко и настойчиво кивнул он, и поверх визитки в ладонь Кристины Карповны легли три золотых. Экономка поднялась наверх, и вернулась через несколько минут, удивлённая и притихшая. Пригласила пройти во второй этаж.
Он, слегка нагнувшись в дверях, вошёл в уютный тёплый кабинет. Слева весело потрескивал камин с часами и высокими стопками книг на серой мраморной полке. Направо – два узких окна, тщательно занавешенные, и три полукресла для посетителей. Прямо – крепкий стол, украшенный резьбой, на нём два подсвечника, кипа бумаг и писем, счета, чернильный прибор. На углу небольшой серебряный поднос с чашкой чая, чайником, бутылкой вишнёвого ликёра, рюмкой и блюдцем подсыхающих ломтиков сыра. За столом, позади высокого кресла виднелась за драпировкой дверь, наверняка ведущая в личные комнаты хозяйки.
Невысокая женщина стояла около стола, внимательно и выжидающе смотрела на него чёрно-карими глазами. Свежее овальное лицо, нежный пушок на персиковых щеках. Тонкие волосы шатенки с редкой сединой собраны высоко и тщательно заколоты в узел. Тёмно-зелёное шёлковое платье, скрывающее тело и чуть переливающееся, придавало её облику нечто змеиное и драгоценное одновременно.
– Сейчас не твоё время. Соскучился? – голос низкий, но не грубый, она нетерпеливо постукивала визитной картонкой по сукну стола.
– Не так, как ты по моей фамилии.
Её гость чуть улыбнулся, поставил саквояж у кресла, снял и сложил очки, тихо клацнув тонкой металлической оправой. На Елену взглянули разные глаза давнего возлюбленного, правый сине-голубой, левый – золотисто карий.
– В моём непростом деле иностранное имя только помогает репутации, добавляет веса, – слегка пожала она шёлковыми плечами.
– Это же работорговля! – возмущённо вскинул он густые брови.
– Эй! Давно в святоши записался? – изогнулись в усмешке полные чувственные губы. Она бросила взгляд на массивное обручальное кольцо гостя. – Против проституции всегда громче всех выступают завсегдатаи публичных домов, кому давно надоели жена, горничная и дама на стороне! – оттолкнув ногой длинный шлейф, она вернулась к своим бумагам.
– Леночка, это мерзко! Не говори так! – он приблизился к ней, обойдя стол.
– Ты первый начал!
Она протянула Колычеву руку для поцелуя. Он прижал к красиво очерченному рту маленькие тёплые пальцы с двумя пятнышками от чернил, и посмотрел на серебряное кольцо с гранатом.
– Пражский сувенир? – усмехнулся он, чуть удержав мягкие пальчики.
– Не волнуйся, – Елена с усилием высвободилась. – Он получит его обратно.
– Почему ты ему потакаешь? – он осторожно устроился в полукресле напротив. – Зачем было возвращать ему воспоминания? Ты знаешь, что он творил в Лондоне пятнадцать лет назад?
– Конечно же, знаю! Не трави, и так тошно! – поморщилась она. – Но я виновата перед Генрихом, перед всеми вами. В том, как поступила с ним. И этого уже никогда не избыть.
– Ты чересчур балуешь его, и слишком многое спускаешь с рук…
– Андрей, прошу тебя, не нужно об этом сейчас. Он всё равно скоро вернётся, – она вздохнула настолько глубоко, насколько позволял хрустнувший корсет. – Ты был в городе в девяносто девятом году, я видела тебя в театре. Почему не зашёл?
– С тобой был Эмер, а я не хотел встречаться с Арманом.
– Исчерпывающее объяснение, – хмыкнула Елена.
– Йен всё ещё здесь? – спросил он, стараясь казаться равнодушным, хотя сердце его оглушающе колотилось.
Есть всё же что-то непостижимое, колдовское в том, как этой женщины не касается время. Как же он тосковал без неё! Какой восторг снова чувствовать столько запахов, различать яркие и насыщенные цвета, снова жить! И как хочется прикоснуться,
