каково же было моё изумление, когда в тишине квартиры раздался телефонный звонок.
— Слушаю, — я поднесла мобильник к уху с непострадавшей стороны.
— Карина Майер? Жена Павла Майера? — в трубке раздался строгий мужской голос.
— Она самая. По какому поводу?
— Ваш муж пересекал шоссе в неположенном месте, видимо, был нетрезв. Его сбила машина, мне очень жаль. Необходимо приехать на опознание…
Впоследствии я плохо помнила, что говорил тот голос. Я думала о конце прежней жизни и рухнувших воздушных замках.
Глава 4. Явление
Говорят, самая тёмная ночь — перед рассветом. Именно в такой час, когда не видно не зги, но каждое живое существо ощущает зарождающийся где-то в глубине мироздания свет, наша троица остановилась у заброшенной постройки.
Одинокое здание обступали гектары леса. Стёкол не было, и через окна внутрь лез кровавыми стеблями дикий виноград.
— Что это? — спросила я, глядя на развалины. — Где мы находимся?
— На полпути к границе с Фригоном. Это, — Ник мотнул головой в сторону сооружения, вкладывая спящего ребенка в мои руки, — обитель Умбры, богини ночи и смерти. Ей, в основном, поклонялись на других территориях, но и здесь почитатели находились. То было раньше. Нынче во Фламии славят лишь бога дневного света — Солиса, во Фригоне — Астеру, повелительницу Вечерней звезды. В стародавние времена Солис и Астера считались парой, тандемом, рождающим жизнь. Наверное, они поссорились, раз началась война, унёсшая тысячи душ…Давай наберём сухих листьев, — перевёл тему он, — положим на них девочку, укроем её же накидкой. Осень удачно задержалась в этих землях. С костром будет тепло.
Устроив малышку, он щёлкнул пальцами. В сложенной чашечкой ладони вспыхнул робкий огонёк. Николас поднёс пламя к собранному вместе с листьями хворосту — и возле наших ног заплясали оранжевые язычки.
Смогу ли я привыкнуть к магии? Возможно, со временем… Сейчас же мои колени ослабели, и я опустилась на поваленное дерево. Рядом сел Ник.
— С едой придется подождать, — вздохнул он, протягивая мне добытую из внутреннего кармана кителя фляжку, — попей немного. Запасы воды и съестного сделаем завтра. К полудню доберёмся до Эмбертона. Это крупный город на востоке страны. От него всего полдня пути до границы и до Эджервилля — моей деревни. Одежду хорошо бы сменить, — он покосился на мой брючный костюм: — Нам обоим.
После пробежки по лесу пить хотелось неимоверно, но воды было мало на троих, оттого я позволила себе лишь глоток. Терпеть неудобства — моя отточенная неблагополучным детством суперсила.
— Почему она не приходит в себя? — кивком указала на девочку, возвращая флягу. — Времени прошло достаточно.
— Она маленькая и, естественно, не обученная. Колдовство отнимает много энергии, а то, что птичка сделала там, у Багрового поля, невероятно. Её магический резерв пуст. Сил не осталось даже на бодрствование. Хорошо, что она спит. Так не больно…
— Багровое поле — это место сражения, верно?
Парень кивнул.
— Кстати! — вспомнила я. — А кто тот человек, создатель вихря? Никогда бы не подумала, что такое возможно.
— Ах это! Константин Кольдт — внебрачный сын короля и альтеор, то есть верховный маг, главнокомандующий. Зря тот придурок попёр против него, он лишь приблизил их поражение, — губы Ника изогнулись в кривой усмешке. Странным образом в его словах жалость к фригонцам переплеталась с восхищением персоной, буквально стёршей их с лица земли: — Кольдт уничтожил смерч вслед за врагом. Развеял. Повезло, иначе от нас с тобой не осталось бы ни косточки.
Я поёжилась. По телу поползли мурашки, несмотря на то, что у костра было тепло.
— Меня интересует другое. Например, кто она? — Николас указал на девочку. — Зачем «ледышки» притащили её во Фламию? И что нам с ней теперь делать? Но самое главное, — на этот раз палец Ника ткнул в мою сторону: — Кто ты и откуда?
Сочинять было бесполезно, точнее — невозможно, ведь я ничего не знала о месте, в котором оказалась. Оставалось только довериться случайному знакомому и надеяться, что не ошиблась, и тот в самом деле неплох. Не бросил же он нас ни здесь, ни у Багрового поля. Доводы «за» то, чтобы поделиться своей историей, были хлипкими, но ничего не поделаешь. Я глубоко вздохнула и начала распутывать клубок событий, приведших меня в этот мир.
Невзирая на разлад в отношениях с мужем, я тяжело переживала его гибель. Наш брак закончился крахом, но я не желала Паше смерти. Всё-таки он был единственной моей семьей. Плохие воспоминания стирались, и перед внутренним взором представал образ смеющегося парня, угощавшего меня мороженым после учёбы. И как же гадко было от того, что последними моими словами, обращёнными к нему, были слова ненависти! То, что я сказала, перед тем как он ушёл навсегда, отравляло душу горьким упрёком. Я никак не могла понять, откуда во мне взялась такая злоба. Сейчас я скорее жалела Пашу, потому что он был не дурным, просто, по всей видимости, слабым человеком. Не справился с жизненными сложностями. С гордыней, не позволившей принять поддержку. С толикой власти, что давала профессия. С переродившимися в ревность чувствами ко мне. Может быть, сложилось бы иначе, удели я больше внимания, согласись он на помощь… Но ничего уже нельзя было изменить.
Похороны и все сопутствующие мероприятия пронеслись как в бреду. Со словами сочувствия ко мне подходили его друзья и коллеги. Я не запомнила их лиц, как и тех фраз, что они говорили. Мне бы хорошенько порыдать в подушку, но слёзы не шли, и боль так и осталась комком в груди.
Стены квартиры давили. Я хваталась за любую возможность чаще покидать опустевшее гнездо. Посидеть с детьми соседки — пожалуйста. Растолковать закон отстающей однокашнице — разумеется. Подменить коллегу на работе — тысячу раз «да»!
И ещё хотелось во что бы то ни стало окончить вуз. До выпуска оставалось менее года, а я не привыкла сдаваться. Да и какие теперь у меня могли быть занятия, кроме карьеры? Разве что общение с парочкой друзей.
— Тебе нужно сменить обстановку, — в один прекрасный день заявил Лёша, подсаживаясь ко мне в столовой, — а то на итоговые экзамены сил не хватит. Съездила бы к морю, повалялась на пляже, подставила бы солнышку свой ужасный цвет лица.
Я одарила его красноречивым взглядом, не переставая расправляться с жестковатым куском говядины.
— Тогда работу. Поменяй хотя бы её! — он поднял ладони в знак добрых намерений. — Нет, правда. Ты лучшая на курсе, а прозябаешь в мелкой конторке. Ты уже решила, куда подашься после выпуска? По глазам вижу,
