более зажатого и настороженного человека, чем я. Даже Марк через несколько минут расслабляется и снова выглядит спокойным, в благодушном настроении. А у меня уже сводит губы столько искусственно улыбаться.
Дома я скинула песцовую накидку и платье. Шелк приятно заструился по ногам, но мне хотелось быстрее избавиться от тряпки, принять душ и спрятаться под одеялом. Может, сегодня он устал и не придет?
Хотя, когда это он уставал?..
Так и есть. Выйдя из душа в махровом халате и промакивая мокрые волосы полотенцем, я застыла на пороге. Марк лежал на широкой кровати и листал мою книгу. Влажные пряди упали на лоб, на плечах и ключицах все еще мерцали капли воды. Он был в одних пижамных штанах.
Мое сердце упало. Он же не планирует спать в моей комнате? Это мое от него убежище.
— В его стихах нет ни рифмы, ни привычных размеров. Чем он тебя так цепляет?
Я ревностно следила за томиком Уолта Уитмена в его пальцах.
— Просто чтиво на ночь, — как можно равнодушнее дернула плечом. Мне не нравилось, когда он трогал мои личные вещи.
— Врешь. Ты обожаешь Уитмена, в особенности «Листья травы». Для тебя это не просто чтиво на ночь.
Я молчала.
— Так что цепляет? Передаваемое им чувство бессмертия природы? Бессмертия человека? Бессмертия искусства? — Марк воззрился на меня, но я упорно молчала. Не могла вымолвить и слова.
Казалось бы выдумай, соври. Да даже скажи правду, поделись. Но мне не хотелось. Это было то мое личное, что я так прятала от него, чтобы он не растоптал последнее, что у меня есть. Я не хотела, чтобы он ковырялся в моей душе.
— Молчишь.
Он вдруг встает с кровати и в жутком акте вандализма отрывает страницы, одну за другой. Швыряет их в камин. Я ошарашенно застыла.
Мне хотелось наброситься на него, располосовать его гладкую спину ногтями, но я по-прежнему не шевелилась. Пялилась на него исподлобья, чувствуя как горят щеки, прямо как страницы моей любимой книги.
Марк ожидает от меня реакции, следит за моим лицом, а я пытаюсь изо всех сил сдержать себя.
Он очень зол.
— Ты знаешь, что Уитмен был против рабства? Тебе он поэтому нравится?
В его словах была тайная подоплека. Наверное, он намекает на мое положение в доме.
— Чего ты хочешь? — не выдержала я. Он медленно обернулся, бросив в камин напоследок толстую обложку.
Этот крохотный томик был подарком моего отца. Но я не доставлю ему удовольствие видеть как это меня задело.
— Сними халат.
— Марк, я так устала и…
— Сними или это сделаю я, — с равнодушием в голосе предупредил он.
Зажмурив глаза, я делаю то, что так часто представляла в своих мыслях. Я говорю ему нет.
— Что?
Он все прекрасно услышал, но специально тянет время, лениво наблюдая за тем, как мои пальцы начинают неистово дрожать.
— Я не хочу, — отчетливо проговариваю я. Сердце громыхает как ливень по пустому цинковому ведру. Так страшно до чертиков мне давно не было.
Дура, Вита. Весь план рискует провалиться. Ну чего стоило потерпеть еще одну ночь?
Но меня всю раздирает от противоречий. С одной стороны я понимаю, что рискую, а с другой, отказав ему, чувствую ни с чем не сравнимое удовольствие. Да пошел ты к черту. Я не хочу тебя.
Неужели встреча с Савельевым так повлияла?
В ту же секунду мое тело взмывает вверх, и потом меня швыряют на кровать. Взвизгнув, я приземляюсь на подушки и пытаюсь отползти, но Марк придавливает своим весом, сжав запястья над моей головой.
— Я хочу.
— А я нет, — с вызовом бросаю ему, вскинув подбородок.
Он свирепеет, рычит и практически касается носом моего лица. Тяжело дышит, пытаясь успокоиться.
— Значит, я возьму так. По праву мужа.
— Это будет против моей воли, — прошептала я, обреченно глядя, как синева в его глазах практически сменяется черным.
Марк внимательно смотрит на меня из-под опущенных ресниц.
— Хочешь помечтать в одиночестве о своем лузере? — слышу в его голосе усмешку.
Значит, он все-таки в бешенстве.
Мое лицо вспыхивает, я пытаюсь вырваться, но этот боров, естественно, тяжелее и мощнее. Мои пятьдесят три килограмма против него ничто.
— Оставь меня! Я не хочу! Марк, пожалуйста.
Еще минута и у меня начнется истерика. Он сжимает мои щеки ладонью, выпячивая мои губы. Дергает полы халата в стороны, устраивается поудобнее между моих коленей .
— Аппетит приходит во время еды.
Мне ничего не остается только как бессильно подчиниться.
Ночью он никуда не уходит. Ложится спать вместе со мной. Удерживает на месте, когда я делаю попытку встать и снова принять душ. Мне хочется смыть с себя его запах. И проклятое собственное желание, которое заставляло несколько секунд назад надрывно кричать и стонать. Потеряв голову и чувство собственного достоинства. Он часто так делает. Двойное унижение.
— Спи, — этот странный человек обнимает меня, прижав к себе спиной.
Тяжелая ладонь опускается на мой живот. А я боюсь даже дышать, чтобы он не услышал мое рваное дыхание и слезы. В темноте легче притворяться.
Утром, к своему облегчению, я не застаю его в своей постели. Как будто его и не было. И весь постыдный ночной эпизод мне просто приснился.
Наспех умывшись и одевшись, я спешу в детскую к Машеньке, и за мой вечерний закидон совсем неожиданно приходит расплата.
Глава 5
— Виталина Павловна, Маша пока занята. У нее французский, — няня-церберша встает в дверном проеме, загораживая проход.
— Какой французский? В восемь утра?
— Извините, вам нельзя.
— Ты издеваешься? Дай пройти.
— Вам нельзя, — как попугай заладила она.
— А ну пошла вон, дура! — рявкнула я, пытаясь прорваться к дочери.
Няня на удивление оказывается невероятно сильной бабой. Она просто нагло выставляет меня вон из детской. Выталкивает крепкими руками. Я чуть ли не падаю с позором в коридоре.
— Да как ты смеешь не впускать меня?! — исступленно заорала я, поднимая весь дом на уши. Что есть мочи заколотила по закрытой двери.
— Что происходит? –от ледяного тона Марка круто разворачиваюсь на носках.
— Ну ты и сволочь… — не веряще шепчу, осознав, что он придумал для меня очередное наказание.
— Полегче, — процедил он. — А то Машу ты еще не увидишь
