Предыдущие размышления касательно тесной связи, которая существует между любовью к ближнему и любовью к Богу, подводят нас к тому, чтобы уточнить и объяснить природу последней.
В опровержение тезиса, что любовь к Богу естественным образом присуща всем, необходимо подчеркнуть, что она не ограничивается чувством. Хотя эмоции в любви играют ведущую роль (вожделеющее (ἐπιθυμητικόν) и любящее (ερωτική δύναμις) начала),[82] она не сводится только к ним, но охватывает все существо человека, все его силы и способности. Христос ясно говорит: Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душою твоею и всем разумением твоим (Мф. 22, 37); Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, всею душою твоею, и всем разумением твоим, и всею крепостию твоею (Мк. 12, 30; см.: Лк. 20, 27). Как мы упоминали ранее, любовь связана со всеми добродетелями, она также – при ее нормальном употреблении (то есть когда она направлена к Богу) – вовлекает все силы и способности человека.
При чтении святых отцов первое, что бросается в глаза и удивляет: они относительно мало говорят о любви, хотя она является краеугольным камнем христианства. Объяснить это можно, во-первых, тем, что любовь заключается не просто в словах, но и в действиях (внутренних и внешних). Во-вторых, «любовь к Богу не есть что-либо, учением приобретаемое».[83] В-третьих, любовь, в ее наивысших формах, невозможно выразить словами. В-четвертых (на эту причину мы обращаем особое внимание в настоящей книге), любовь к Богу прежде всего состоит в исполнении Его воли [84] и, как следствие, соблюдении Его заповедей. Их, в свою очередь, нельзя рассматривать ни как приказания, ни как правила или законы, которым нужно подчиняться формально. Заповеди стоит рассматривать как принципы нового образа жизни, который Своим примером показал нам Христос, – жизни, состоящей исключительно из добродетелей. Поэтому говорить об исполнении заповедей значит имплицитно говорить о любви, стяжание которой является целью всех христианских подвигов, то есть усилий, предпринимаемых человеком для приближения к Богу и жизни во Христе.
О том, что любовь к Богу означает исполнение Его заповедей, сказал Сам Христос: Если любите Меня, соблюдите Мои заповеди (Ин. 14, 15); Кто имеет заповеди Мои и соблюдает их, тот любит Меня (Ин. 14, 21); Кто любит Меня, тот соблюдет слово Мое (Ин. 14, 23); Пребудьте в любви Моей. Если заповеди Мои соблюдете, пребудете в любви Моей, как и Я соблюл заповеди Отца Моего и пребываю в Его любви (Ин. 15, 9-10). Тому же учит и апостол Иоанн: Кто соблюдает слово Его, в том истинно любовь Божия совершилась: из сего узнаём, что мы в Нем (1 Ин. 2, 5); в другом месте он говорит более конкретно: Это есть любовь к Богу, чтобы мы соблюдали заповеди Его (1 Ин. 5, 3; см.: 1 Ин. 5, 2).
Любовь к Богу состоит в соблюдении всех Его заповедей без исключения, в первую очередь – о любви к ближнему, поскольку она есть вторая заповедь, данная Христом (см.: Мф. 22, 39; Мк. 12, 31), и самая великая после заповеди о любви к Богу (см.: Мк. 12, 31). Как мы убедились, истинная любовь к ближнему неотделима от любви к Богу, она ее подразумевает, также наоборот – любовь к Богу подразумевает любовь к ближнему и невозможна без нее. Никто не может любить Бога, не любя при этом ближнего. Кто говорит: «я люблю Бога», а брата своего ненавидит, тот лжец: ибо не любящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, Которого не видит? И мы имеем от Него такую заповедь, чтобы любящий Бога любил и брата своего (1 Ин. 4, 20-21). Как представляется, любовь к ближнему есть следствие любви к Богу и ее исполнение.[85] «Любящий Бога не может не любить и всякого человека, как самого себя», «любящий Бога непременно и ближнего любит», – пишет преподобный Максим Исповедник.[86] В то же время любовь к Богу является следствием любви к ближнему,[87] при этом любовь к Богу возможна только в том случае, если человек любит ближнего.[88] Святой Максим также пишет: «Господь говорит: Любящий Меня соблюдает Мои заповеди (ср.: Ин. 14, 15). А сия есть заповедь Моя, да любите друг друга (Ин. 15, 12). Стало быть, не любящий ближнего не соблюдает заповедь. А не соблюдающий заповедь не может полюбить и Господа».[89] «Видящий в сердце своем след ненависти к какому-либо человеку за его какое-то падение совершенно чужд любви к Богу»,[90] – заключает преподобный. Любовь к Богу служит доказательством любви к ближнему.[91]
Любовь к Богу и любовь к ближнему, повторимся, «тесно связаны» и «соединены как бы некоторою цепью».[92] Более того, они обусловливают друг друга и дополняют. Преподобный авва Дорофей приводит образ, который помогает понять описанную взаимозависимость: нужно представить себе круг, начертанный на земле, середина его называется центром, а прямые линии, идущие от центра к окружности, – радиусами; центр круга – Бог, радиусы – пути жизни человеческой. Насколько люди входят внутрь круга, желая приблизиться к Богу, настолько, по мере вхождения, они становятся ближе и к Богу, и друг к другу.[93]
Духовная любовь к себе – второй коррелят любви к ближнему
Христианская любовь есть в первую очередь любовь к Богу и во вторую – любовь к ближнему, но они неотделимы друг от друга, и любить последнего, то есть ближнего, по заповеди Христовой (см.: Мф. 22, 39; Мк. 12, 31; Лк. 10, 27), следует как самого себя. Таким образом, христианская любовь включает любовь к себе, или самолюбие (φιλαυτία). Однако важно избежать путаницы, поэтому уточним, что это самолюбие (его можно обозначить как духовное, здоровое или «прекрасное») противоположно самолюбию, которое иногда называют плотским [94] или нездоровым. Оно, согласно святым отцам, – первая из всех страстей и их мать. Самолюбие-страсть состоит в том, чтобы любить себя по плоти (Рим. 8, 13), эгоистично и нарциссически, забывая о Боге. Напротив, самолюбие-добродетель предполагает духовную любовь к себе, в Боге, памятуя о Нем; она подразумевает любовь к себе – такому, какой ты есть в настоящее время (созданному по образу Божиему) и каким призван стать – уподобляясь Богу, сделавшись Его чадом по усыновлению и богом по благодати.
