— ... твою мать! — так просто выразил свои чувства светловолосый лопоухий парень. — Это вы только гляньте, чуваки!..
Чингачгук бегло оглянулся.
— Да, — выговорил он. — Сурово... А вас как сюда кинуло?
Даня удивился, но не очень.
— То есть? — сказал он. — Как это — кинуло? Мы тут как были, так и есть. Живем здесь!
Парень приподнял брови, но тоже без большого удивления. Похоже, повидал он всяких видов.
— Вот как. Значит, это нас к вам в гости?
— Выходит, так.
— Так, так... — Юноша снова огляделся. — А здоровый город! Побольше нашего будет. Как называется?
— Москва. Как?!
Это не он вскрикнул, не вожак гостей. Другой парнишка — худенький, голубоглазый, с компактным автоматом АКСУ.
И Даня, и его коллега воззрились на паренька с недоумением — что, мол, это он так?.. Ты что, Гром? — нахмурился вожак.
— Да ведь... — обладатель АКСУ аж захлебнулся. — Это же... Москва! Это же от нас знаешь сколько километров? Полторы тыщи!
— Да иди ты!
— Ну, я тебе говорю!..
— Погодите, погодите, — вмешался Даня. — Так вы сами откуда?
— Из Уфы, — сказал высокий. — Слыхал?
— Нет, — искренне сознался Даня. — Как ты говоришь? Уфа?
— Ну да. Город такой. Слыхали? Москвичи переглянулись, напрягли свою географическую эрудицию.
— Н-нет... Подольск — слыхали. Серпухов... Потом вот еще Коломна где-то есть...
— Тула, — сказал кто-то.
— А я про вашу Москву слышал. — Рослый снял гранатомет, прислонил к фонарному столбу.
— И я! — высунулся самый мелкий. — Очкарик говорил, помню.
Тихо! — цыкнул на малого вожак. — Только не думал, что так далеко. Костя! Ты откуда знаешь, что полторы тыщи?
— По карте смотрел. — Тот, кого раньше назвали Громом, а теперь почему-то Костей, тоже стянул автомат. — Я что думаю... Это нас этой хренью кинуло, точно. Она лопнула — и вот... Я же говорил — энергетика.
— Какой такой хренью? — любопытный Муха был тут как тут.
— Ну, это...
— Так, — перебил Даня. — Давайте для начала познакомимся. И вообще, надо пошустрей. Немо! Давай-ка возьми Грома, Муху и Лизавету, пошарьте по грузовикам, что там есть. Оружие все соберите! У одного там импульсник был, куда-то улетел. Мне отдадите.
— Обижаешь, генерал. — Лиза ухмыльнулась. — Пошли!
— Погоди, — Даня спохватился. — Тебя как звать?
— Бабай, — рослый еще раз протянул руку.
— Генерал Даня, московский юг. — Уваров ответил крепким рукопожатием. — Я что хотел сказать: твои ребята пусть тоже трофеи соберут. Пополам! Думаю, это справедливо.
— Лады.
— Отлично! Ну, ребята, давайте знакомиться.
Уфимцы по одному стали подходить, представляться:
— Кишка.
— Гондурас.
— Костя Гром...
— Тоже Гром, — удивился десятилетний дружинник павшего Братцевского замка. — Ты, это, брат, Костей, что ли, пока побудь.
И так далее. У одного оказалось удивительное имя: Оооо.
— Как?! — поразились москвичи. Тот рассмеялся:
— Оооо! Можно так: О-о-о-о. Или короче: О-о.
— Ну ты даешь, брат, — с удивлением сказал Даня. — Прямо китаец какой-то.
Про китайцев он читал.
Всего пришлых оказалось восемь. Две девчонки: Гулька Конопатая и Бешеная Тумбочка. Самого маленького звали Шуруп.
— Ну, — сказал Даня после того, как все перезнакомились, — давайте живо по машинам, выгребайте, а мы с тобой давай-ка отойдем в сторону. Разберемся, что к чему.
— Айда, — кивнул Бабай. Отошли.
— Ну, рассказывай.
Тот откашлялся, сплюнул.
— Все рассказывать — дня не хватит, в двух словах не расскажешь, а в трех — ты слушать зае... ся!
— Тогда самое главное...
Глава 2УФИМСКАЯ САГА
1
Но мы можем сказать если не все, то почти все. Когда грянула катастрофа, Уфа была процветающим городом, где жили почти два миллиона жителей. Промышленность, наука, культура — все, что положено мегаполису. Как и везде, особый фавор имели оккультно-мистические течения. Филиал Академии наук вел сразу несколько тем в данном направлении. Газеты и рекламные щиты были все загажены объявлениями разных магов, экстрасенсов и даже деятелей какой-то «интегрально-провиденциальной экзистенции», как они сами себя позиционировали... Местный Молодежный театр поставил пьесу «По ту сторону тени» — с большим успехом, зрители валом валили.
Трудно сказать, сыграло ли это какую-то роль в том, что взрыв нечисти так здорово задел Уфу. Наверное, да. Всякий мистический поиск так или иначе входит в контакт с метафизической защитой нашего мира — может усиливать ее, а может, наоборот, дырявить. Духовные метания человечества в двадцатые годы двадцать первого века привели, увы, к самому одиозному оккультизму — ну а отсюда и такой разлом.
Да, Уфу эта напасть смела в одночасье. Стаи гоблинов огненным смерчем прошлись по городу. Что-либо сделать люди не смогли, просто не успели, хотя были и бои, и примеры отваги, даже подвиги были. Но силы были слишком неравны.
Месяц в городе полыхало, как в аду. Потом недели две гоблины бродили по улицам, дворам, домам, уничтожая тех, кто еще прятался. Все это время в разных местах догорали пожарища, смрад и горький дым стлались над городом. Монстры старались истребить всех, до последнего, понимая, что чем качественнее они это сделают сейчас, тем меньше забот у них будет потом.
Можно спорить о том, насколько одушевленные существа гоблины. Но то, что они разумны, причем их разум усилен злобой — несомненно. Злоба как бы разжигает их кровь, без этого они были бы вялыми, глупыми и унылыми.
Но они вялыми и глупыми не были. Как, впрочем, и всесильными. В свое стремление выжечь человечество они вложили максимум ненависти, мощи и свирепости, они уничтожали город зверски — но до конца уничтожить все же не смогли. Люди выживали, находили друг друга, объединялись, рожали детей. Больше того! Они делали это со страстным рвением, истово: по любви, не по любви — плевать. Женщины рвались забеременеть, а от кого, даже не думали. Все понимали, что дело проще пареной репы: быть роду человеческому или не быть.
И это дало эффект. Дети рождались. В жутких условиях. Болели. Умирали. Оставались жить. Людская жизнь теплилась в подвалах домов, подземных службах заводов, в коллекторах канализации. Ясно, гоблины не идиоты — они понимали это, вели охоту за людьми. Но и люди бились как могли. Те, кто остался, ожесточались — они твердо знали, за что дрались, что стоит на кону. Знали: отступать нельзя, даже когда как будто все потеряно — потому что все потерять может лишь трус. С солдатом всегда остается честь! Она сильнее смерти. Пока последний солдат разбитой армии, один против вражьих полчищ, не сошел с места и пал, не отступив, война не проиграна.
