и красоте.
Мысль о красоте тела навела на другую мысль: а что у него тренировочная простаивает? Он сходил, посмотрел на тренажеры, подтянулся несколько раз и вернулся в душ. Удовлетворившись осмотром себя в зеркале во весь рост (тоже хорошая тема для будущих свершений с Дарьей), Поляков пошел собираться.
Заехал в крупный гипермаркет на окраине. Прошелся по отделу одежды, взял несколько упаковок чулок взамен порванных. Подумал о походе в сексшоп. Это какие горизонты открываются!
Где-то возле костей черепа, на самой окраине мозга, шевелилась мысль о том, что ни с одной из своих пассий-кисок Паша в сексшоп не ходил. Конечно, он взрослый мужчина и бывал там время от времени. И даже прикупал разные приятные нужности. Или ненужности, но все равно приятные. Но идти туда с кем-то у него потребности не было. А с Дашей — была. Он прямо представлял, как она будет там смущаться, а он шептать ей на ушко всякие непристойные предложения с использованием всякого…
Чем же она такая не такая?
…Отринув неподходящие месту и времени мысли, Поляков быстро пробежался по продуктовым рядам, дополняя меню ужина. Увлеченный фантазиями, он совершенно забыл о более приземленных потребностях, и теперь голод — самый обычный, животный от слова «живот», — напомнил о себе. Соблазн прикупить фастфуда был подавлен в зародыше. Только лучшее. Только хардкор.
Паша поднимался к знакомой двери в приподнятом и слегка романтическом настроении. И когда на звонок в дверь никто не ответил, он разозлился. Значит, наврала ему с три короба, что работать будет, а сама свалила непонятно куда. Он уже полез за сотовым, чтобы поймать обманщицу с поличным, но тут за дверью послышались шаги.
И в голове зашевелились совершенно другие мысли.
А если она не одна?
— Ты почему так долго? — рыкнул он.
— Спала.
Вид у девчонки действительно был заспанный, на щеке отпечатался шов наволочки. Или чего-то еще. И вся она была такой беззащитно-уютной, что злость рассеялась, будто не было.
— А. А я мясо привез. Хочешь? — Паша вошел в прихожую и закрыл за собой дверь.
Он был не настолько животным, чтобы набрасываться на девушку с порога. Хотя позывы были. Но интуиция и опыт общения с Дарьей подсказывали, что так просто не получится. Красну девицу нужно сначала за стол усадить, в баньке намыть, а потом уже… вжарить.
Микроскопическая и совершенно не приспособленная для приготовления пищи (по сравнению с Кощеевыми хоромами) кухня едва вмещала двух человек. Но готовить было комфортно и весело. Послушная, домашняя и умелая Даша была настолько уместна, что непонятно, как Поляков вообще без нее раньше обходился.
При крайне ограниченной площади, где они занимались готовкой, девчонка умудрялась двигаться так, что ни разу Полякова не коснулась. И если сначала Паша не обращал на это внимание, то постепенно жажда прикосновений приобрела какой-то мазохистский оттенок. Он хотел, но не позволял себе сделать это первым.
Хотел, чтобы Даша.
И когда наконец они случайно столкнулись, только кастрюля с кипятком удержала Пашу от того, чтобы затискать растерянную и испуганную хозяйку.
— Я соскучился, — признался Паша и понял: да, действительно соскучился.
Хотелось, чтобы Даша ответила встречным признанием, но увы. Девчонка вообще скрытная и стеснительная, объяснил себе Кощей. Не нужно на нее давить.
Потом они сели есть. Поляков был балабол с большой буквы «Б». Он умел болтать на любые темы, о которых хоть что-либо слышал. Но почему-то стал рассказывать о своих друзьях. И между делом подумалось, что он мог бы привести Дашу на «сходку» Ремарков, и за нее не было бы стыдно ни перед принципиальным Штыком, ни перед интеллектуалом Доком.
Она смеялась над байками и выглядела юной и счастливой, как утром, когда мазала блины маслом. И от этого становилось тепло на душе.
Но тут позвонил телефон, и радость стекла с Дашиного лица, как незамерзайка под дворниками. Дарья в одно мгновение стала старше лет на десять, холодней на пятьдесят градусов и покрылась незримыми иглами, как смесь ежа, ехидны и дикобраза.
— Мне нужно ответить, — уведомила она.
Паша кивнул.
Мысль о том, что в жизни Даши мог быть кто-то важнее его, болезненно царапнула в районе сердца. Конечно, пусть ответит. Но он должен знать, кому. Девчонка ушла в комнату. Паша подождал минуту-полторы для приличия, вынул из пакета пирожные с кремом и, нацепив на лицо придурковато-радостное выражение, поперся с ними в комнату и остановился на пороге — как бы в растерянности.
— …Мама, конечно, я очень хочу приехать. Просто пока не могу. А на поездку уйдут деньги, — Даша стояла спиной, вжав голову в плечи и двумя руками сжимая телефон.
Она молча слушала собеседницу. Если это действительно была ее мама.
— Нет, я не за тридевять земель, — тоном усталой учительницы начальных классов говорила она. — Но ты же хотела новые окна? А я не так много зарабатываю.
Она снова замолчала.
— Мама, давай прекратим этот разговор. И тему Николая Владимировича мы тоже оставим. Нет, я не хочу к нему вернуться. Ну сколько можно?! Я не кричу. Да, он замечательный начальник, но я хочу расти. Я не хочу всегда быть секретаршей, мама.
Паша пытался обрабатывать поток информации, который несся на него со скоростью селя с горы. Признание Дарьи в том, что она сбежала от человека, который не знает слова «нет», обретало реальные черты. Черты Николая Владимировича, бывшего «замечательного» начальника Дарьи Несветаевой. От одной мысли, что кто-то другой мог вот так же…
Дальше Кощей даже додумывать не стал, чтобы его к потолку не подбросило от эмоций.
Нет, конечно. Ничего «так же» не было. Он просто не давал Даше учиться. А Полякова это совсем не напрягает. Он даже отпустил ее домой, готовиться к поступлению.
— Да. Да, я стараюсь, — жаль, что Паша не мог узнать, в чем именно она проявляет такое усердие. — Нет, мама, у меня здесь никого нет. Никаких мужчин. Честное слово, — соврала Дарья, и голос ее не дрогнул.
Будто не занимались они ночь напролет жарким, грязным сексом, а только что не готовили вместе ужин.
Способность Дарьи врать с такой легкостью и непосредственностью оказалось не потрясением, но весьма неприятным открытием.
— Да. Обязательно. Конечно, мама. С праздником. Да, скучаю. До встречи, — закончила разговор Дарья, и ее плечи обвисли.
Она медленно обернулась и обнаружила Полякова. На ее безразличном лице не промелькнуло ни тени эмоций. Стыда, например.
— Значит, никаких мужчин у тебя здесь нет, — стараясь сдержать голос, поинтересовался Кощей.
— Если ты думаешь, что моя мама беспокоится об удовлетворении моих физиологических потребностей,
