угли. Дым исчезал с порывами ветра. Многие строения были взорваны, перееханы танком. Ночью горел от немецких снарядов последний хуторок. Теперь негде было обогреться и спрятаться беглецам. После, одинокий хуторок совсем исчез из виду.
Несколько семей все также проживали на болотном острове. Там, да как и везде в час войны, было не безопасно. С осторожностью полили костры, не создавали большого дыма. Когда слышали звуки самолетов, быстро тушили их, перешептывались.
Строили шалаши, а ближе к ночи выходили тропами из болот в поисках еды.
Землянок больше не осталось. Бродячие, озлобленные люди ходили по лесам. Голод их бил в живот. Этих людей ловили и допрашивали немцы. Задавали вопросы о месте формирования партизанских отрядов. После, их убивали, иной раз, мужчин отправляли на трудовую работу поездом, а женщин после допроса, оставляли жить в деревне, для разведения животных и выращивания растений на полях.
В деревне были и те, кто поддерживал бунтарей. Они, выносили незаметно им еду. Или тем партизанам, которые пробирались в ночь в дом, отдавали все до последнего, все то, что оставалась после немецких солдат. В наказание, жителей выводили на улицу и расстреливали. Палили заживо, обливали горючими смесями и поджигали. Выстрелы и крики пугали всех остальных, тем самым, наводили ужас и предупреждали оставшихся.
***
Солнце с каждым днем становилось теплее и согревало землю своим теплом. А война тем временем не прекращалась.
Взрослых мужчин в деревне почти не осталось. В основном женщины, старики и подростки: обрабатывали поля, сеяли рожь, выполняли всю тяжелую работу.
***
После первого года войны, деревня стала похожа на заброшенную и полуразрушенную. Пепельные улицы, на которых расположились отставшие семьдесят домов, выглядят мрачно.
В этот день, как и всю прошлую неделю, погода выдалась ужасной. Идет дождь, дует сильный ветер.
После тяжелого уморительного года в лесу и скитаний по болотам, Полина решила вернуться с детьми в Протасы. Она не раз слышала, что тех, кто работает на немцев, кормят. Она думала не о себе и уж тем более не о муже, который часто уходил и оставлял их одних. Она беспокоилась о своих дочерях и сыне, которые очень сильно исхудали. Дети немощные, бледные, особенно младшая девочка Оля.
Многие работают на немцев. Слухи, которые доносились из деревни, были всякими и верить им, часто не имело смысла. Василий не мог смотреть на угнетающих от голода детей. Болезненно приняв тяжелое положение семьи, он вместе с ними покидает болото.
Шумит сосновый бор. Они шли по невспаханным полям, заросшими прошлогодней травой. Полина остановилась, крепко прижала к себе своих детей.
– А правильно ли это? – со страхом, перебирала мысли в голове. – В лесу от голода могут умереть мои дети, а там могут от пули.
Она каждого обняла с материнской лаской, взглянула каждому в глаза. С риском, они продолжили идти к деревне. Они шли не оглядываясь назад. До них стал доноситься звук улиц – они уже близко. За час, тяжелым шагом, они дошли до первой дороги. От туда уже виднелись первые дома деревни. Усталость тревожит. Страшно было, что их жизни могут вскоре оборваться.
По пути в деревню, они встречают патрульных солдат. Взяли под прицел Васю и его жену Полю. Солдаты не глядели на истощенных от голода детей.
– Все. – сказала она. – Вот и все…
Женщина опустила руки, обхватила ими своих младших дочерей.
После, их повели к комендатуре. Пожилые люди сидели на лавках, проходила по дорожках полиция. Василий ощущал гнев, который тянул с собой безвозвратное решение вернуться. Это несравнимое чувство. Решение, которое взяло под прицел шесть жизней. Инстинкт самосохранения исчез.
Их привели к офицеру. Полину с детьми там долго не держали. После допроса, отпустили. Муж остался. Немецкий офицер внимательно посмотрел на Васю. Тот стоял, опустивши голову, смотрел вниз. Немец показал солдатам на Василия. Его подвесили за руки. Спрашивали у него о тех, кто еще остался в лесах и причину, почему его семья здесь, почему решили сдаться, вернуться.
– Ваша жизнь мериться минутами. – перевел с немецкого один из солдат.
– Я знаю… Я не за издевательством пришел. Я пришел ради семьи… Нам нечего есть… – сказал Вася.
– Вам страшно?
– Страшно. При мысли, что по моей земле ходят такие люди как вы.
– Вы должны бояться смерти.
– Ничего не выйдет. – подумал Василий.
Его били по всему телу. Он не раз терял сознание. Время тянулось мучительно долго.
– Я хочу сказать. – произнес Лешенок.
Офицер сидел около двери, дымил сигаретой. Он, резко повернулся, взглянул на переводчика. Достал из кармана блокнот с карандашом.
– Что ж… Ну-ну!? – переводчик подошел ближе.
– Я шел на смерть. Я вел свою семью на смерть. Если бы я знал, где партизаны, я бы не пришел сюда с семьей. – сказал Лешенок.
Офицер встал. Потушил сигарету. Что-то записал в блокнот. Под окнами прошумела машина, остановилась за дверями. Офицер приказал отпустить избитого Васю, одел фуражку и вышел. За ним ушел переводчик.
Всех жителей, за этот год войны согнали в один дом, который находился напротив комендатуры, через дорогу. Много людей живет здесь, хата большая. Там же и оказалась Поля с детьми. Зайдя в первый раз в этот дом, она увидела седоусого старика, который размещал всех. Также, она замечала много знакомых лиц, а многих уже не увидеть, не было их в живых.
Табуреты, тусклые стены, тюфяки, нары.
Вечером, допрашиваемого Васю тянули по полу, вытянули во двор. Бросили его около дороги. Полиция помогла подняться ему, взяла под руки, отвела Василия в дом. Он был весь в синяках, ослаблен. Полина увидела мужа в дверях, бросилась к нему. Другие же в этот момент, посмотрели кто вошел, потом отвернулись и продолжили заниматься собой, словно не замечая других. Вася вздохнул, посмотрел по сторонам, увидел детей. Все живы.
Вечер уходил. Ночь обнимала деревню. Тревогу и не спокойствие принес сильный ветер. В окна били большие капли, стучали по крыше. Пожилые, усталые люди, не замечая стуков, спят. Полина молча сидела рядом с мужем. Его боль утихала. Горящие керосиновые лампы, висящие около окон, немного успокаивали. Их дети, встревоженные и взволнованные, шептались около окна. Со всех сторон доносился кашель, храп и детский плач.
***
В деревне Черные Броды, в пяти километрах от Протасов, проходили железнодорожные пути. По которым, доставлялись или отправлялись различные грузы. С первых дней оккупации, в вагонах возили женщин, а также целые семьи, в Германию.
Полину все же решили оставить здесь с детьми и мужем…
***
Протасы –
