место необходимости.
— Если речь не идёт, разумеется, о чести женщины. — спохватившись, добавил поэт.
— Добро. — посол вновь сменил вид, мгновенно преображаясь в доброго дядюшку. — Тогда пройдемте в турецкую комнату, прошу вас. — указал он путь.
Помещение, в которое они вошли, выглядело небольшой залой устланой коврами и со стоящими кругом диванами.
— Располагайтесь. — предложил Бутенёв, сам подавая пример.
Едва все уселись, как посол громко хлопнул в ладоши. Тут же в дверях показалась толпа слуг, разодетых в турецкое. В руках они держали длинные трубки и тазики. Ловко расположившись около каждого гостя, слуги поставили тазики на пол, уперев в них трубки, после чего жестами предложили их опробовать.
— Вот это понимаю — чубук! — заметил Безобразов разглядывая длинное, в сажень, творение украшенное янтарем и драгоценными камнями.
— Здесь важно запомнить две вещи. Первое — гость не должен совершать лишних движений. Даже наклонять голову. Это неуважение к гостю, если тот будет вынужден двигаться. Потому чубуки такие длинные. Второе — вежливость в том, чтобы гости вкусили дым единовременно. Но не долго.
— То есть?
— Вдохнуть трех раз будет довольно.
Посол хлопнул в ладони ещё раз и слуги ловко удалились со своими приборами, не тратя лишнего времени. Зато с другой стороны в залу вошла вторая группа слуг, с маленькими серебряными подносами с чашечками кофе которые сверху прикрывали руками. Кофе было подано так же одновременно.
— Так мало? Здесь всего полглоточка. — заметил Безобразов.
— Таков этикет. — развёл руками посол. — Нужно следить за одновременностью подачи, чтобы никого не оскорбили задержкой. Даже секундной.
— Но если слуга просто замешкается, — спросил Пушкин, — а кто-то решит будто это специальное оскорбление, тогда…
— Если слуга «просто замешкается», — перебил поэта Бутенёв, — то его столь же просто убьют, а вам принесут глубочайшие извинения, которые придётся выслушивать более часа. Потому «просто» никто не замешкается.
— Сурово.
— Но к делу, господа, к делу. — Посол жестом приказал слуга удалиться, что те и проделали с поразительной скоростью.
— Мы вас слушаем, ваше высокопревосходительство. — улыбнулся Пушкин своей мысли о том, что Бутенёв отбирает прислугу отрубая головы нерадивым.
— Извольте. — посол расположился поудобнее на своем диване, совсем по-турецки подтянув ноги, к удивлению своих гостей.
— Итак — мы имеем проблему. Её необходимо решить. Как — я лично не представляю. Проблема заключается в том, господа, что османы делают ставку на англичан. Ни мы, ни французы им не нужны.
— Отчего так, Апполинарий Петрович?
— Оттого, Александр Сергеевич, что сыны Альбиона нащупали слабое место османов. В него и бьют. Место сие — панический страх перед любыми территориальными потерями. Любая уступка земли для Порты — трагедия. Здесь они похожи на нас. Они вовсе не глупцы, эти османы. Они прекрасно осознают что и кому нужно. Англичане подчёркивают всеми возможными способами, что у них нет никаких помыслов на султанские земли. Они им не нужны.
— И турки верят?
— Верят, как не поверить столь благородного вида джентльменам. Или делают вид, что верят. Нет, если в целом, то они не доверяют никому, это понятно. Тех же англичан так и зовут между собой «хокаджи», сиречь «вольнопродавцы». Но из всех зол принято выбирать меньшее. Англия для них — меньшее зло, и переубедить их в том невозможно.
— Доверять англичанам? — презрительно скривился Безобразов. — Признаюсь, господа, я был о турках лучшего мнения.
— Османы не глупцы, — повторил Бутенёв, — и доверяют только тогда, когда видят подтверждение в виде серьёзных соображений.
— Каковы эти соображения, Апполинарий Петрович?
— Всё очень просто, — пожал плечами посол, — они уверены в том, что Белому Царю, то есть нам, нужны их земли. Французам хочется утвердиться в Египте, получить кратчайший путь в Индию и утереть нос англичанам. Египет фактически независим, французы открыто поддерживают пашу. Как им верить? Никак. Желания Парижа означены более чем ясно поставкой оружия и советниками. А мы? Мы ещё хуже. Ладно Египет, нам сам Царьград подавай. И святую Софию. Представьте себе, что есть сосед, который в открытую желает прихватить себе Санкт-Петербург. Вот вы, граф, — обратился посол к Степану, — чтобы вы сказали в адрес этого соседа?
— Батарея: огонь! — хладнокровно ответил Степан.
Посол рассмеялся. Даже Безобразов улыбнулся.
— То-то и оно, дорогой граф. Вот и они так.
— Возможно я заблуждаюсь, — заметил Пушкин, — но в государствах подобного толка немало зависит от личных отношений, не так ли, Апполинарий Петрович?
— Разумеется, как и везде. Но англичане и здесь обошли всех. Торговые дела британцев на первом месте. Здесь с ними вся прочая Европа вместе не справится. Они продают всё и покупают всё. Торговые нити англичан опутали Османскую империю как паук паутиной опутывает муху. Разница в том, что этой мухе положение дел нравится. Торговля подразумевает прибыль. Этой прибылью англичане делятся с нужными людьми.
— Взятки можем давать и мы.
— Можем, — согласился посол, — и даём. Но никакие разовые подношения, даже пускай постоянные подношения, не перебьют общей выгоды турок от англичан. Дайте хоть миллион. Не поможет.
Делегаты тревожно переглянулись.
— В сумме выходит совсем нехорошо. — продолжал Бутенёв, — англичане не претендуют на территории, англичане выступают против всех кто посягает или может посягнуть на османские территории, англичане приносят качественные товары и прибыль.
— А как же Греция? — вспомнил Степан. — Неужели они простили Грецию? Роль англичан там явно против турок, те лишились земель.
— Но и себе они не взяли ни кусочка. — парировал посол. — Безусловно, потеря Эллады горит в сердцах турок, но и целиком вину на англичан они не возлагают. Её там и нет особо, если разобраться. Да, помогали. Но воевали меньше всех. И в Греции утвердились и с Портой не рассорились. Даже завидно. Талантливые черти. Зато против
