ничего не сказал. Но так внимательно посмотрел на Герти, что тот почувствовал себя неуютно и поспешил вновь подхватить чемодан.
Судя по всему, в этом городе считается доброй традицией дурачить приезжих. Мальчишеские забавы. С некоторой ностальгией Герти вспомнил, как и сам откалывал подобные фокусы в бытность безусым юнцом. Нет ничего смешнее, чем отправить приезжего откуда-нибудь из Сандерленда, желающего попасть в Южный Кенсингтон[9], куда-нибудь в Ист-Энд и наблюдать за тем, как бедняга мучается, пытаясь отыскать там музей естествознания. Если ново-бангорцы считают, что могут навешать лапши на уши коренному лондонцу, то придётся им утереться. Не теряя достоинства, Герти двинулся вверх по улице.
Наконец ему улыбнулась удача. Среди скопления людей он разглядел высокий шлем полисмена, выделяющийся подобно пирогу на праздничном столе. Здешние «бобби» носили знакомый мундир, лишь немногим посветлее цветом. И профессиональное подозрение, которым полицейский окатил Герти, тоже показалось ему знакомым. Обижаться на него было бы столь же нелепо, сколь и обижаться на собаку за то, что она лает. Просто все полисмены в мире так устроены.
— Простите, констебль, но мне нужна помощь.
— Слушаю вас, сэр.
— Мне надо отыскать дорогу к канцелярии…
— К канцелярии, сэр? — переспросил полицейский, внимательно разглядывая Герти.
— Именно так. Видите ли, этим утром я прибыл из Лондона. На «Мемфиде», она ещё стоит в порту, и мне надо…
Герти очень не понравилось, как мясистая ладонь полицейского легла на оголовье висящей на ремне дубинки. Что-то подсказывало ему, что это не было случайным жестом.
— Зачем вам нужна канцелярия?
Герти хотел было возмутиться подобным вопросом, но под тяжёлым взглядом полицейского покорно ответил:
— Я, видите ли, переведён туда по службе.
— Переведены в канцелярию, сэр?
— Да уж не в пожарную часть! — Герти позволил голосу прозвучать немного дерзко, — Вам что, бумаги показать?
Он мог бы и показать бумаги, тем более, что далеко лезть за ними не требовалось. В кармане его сюртука лежал, хорошо ощущаемый сквозь подкладку, добротный бумажник из хорошей кожи, основательный и солидный, как и полагается бумажнику серьёзного джентльмена. В этом бумажнике помимо нескольких банкнот и чеков имелись все необходимые документы, а именно — командировочное удостоверение, заверенное печатью мистера Пиддлза и свидетельствующее о том, что мистер Г. Н. Уинтерблоссом, двадцати двух лет, деловод третьего класса при администрации Совета лондонского графства, переводится для исполнения им своих надлежащих обязанностей в том же чине в канцелярию при городе Новый Бангор. Количество печатей и штемпелей, которым было украшено это удостоверение, было столь солидным, что обязано было вызвать невольное уважение даже у самого сурового констебля в южном полушарии.
— Не надо, сэр, — почему-то ответил констебль, отстраняя руку Герти, — Не надо бумаг. Так бы и сказали, что из канцелярии… Что ж я, не понимаю? Канцелярия, значит…
К удивлению Герти констебль выпрямился во весь рост, задрал подбородок и заложил руки за спину. Так, словно стоял на плацу перед самим сэром Гербертом Генри Асквитом[10], даже пуговицы на его мундире заблестели как-то торжественнее.
Подобное проявление уважения польстило Герти. Привычный к тому, что лондонские «бобби» взирают на клерков весьма пренебрежительно, он тоже приосанился, рассудив, что колониальные порядки, как бы их ни ругали в столичных газетах, иной раз могут дать фору лондонским. Здесь, по крайней мере, уважают простых служащих, даже если они не увешаны орденами, как рождественская ёлка игрушками и не имеют полковничьих лампас.
— Мне надо попасть к новому месту службы. Буду очень признателен, если вы…
— Конечно, сэр. Сейчас подскажу, сэр, — с готовностью сказал полисмен, вытягиваясь, — Вы сейчас в Клифе. А вам, стало быть, надо в Майринк. Другой район. Это добрых миль пять. Лучше бы вам взять кэб или спуститься в метро. Так быстрее выйдет.
— Пожалуй, метро мне подойдёт. Где ближайшая станция?
— В двух квартал отсюда. Вам туда, — и указал рукой.
Шагая в указанном направлении, Герти не мог избавиться от ощущения, что полисмен пристально смотрит ему в спину. Неприятное оказалось ощущение, словно дубинку торцом к позвоночнику прижали. Поэтому Герти с большим облегчением разглядел оранжевый указатель «Станция Клиф. Метрополитен Нового Бангора. Лошади, собаки и угольщики не допускаются».
Метро было не чета лондонскому, но при этом отделано с определённым старанием и даже вкусом. Спускаясь по широким каменным ступеням, Герти слышал доносящийся из-под земли лязг вагонных сцепок, звук, всегда казавшийся ему почти мелодичным.
«Станция Клиф» своими размерами едва ли могла впечатлить. Герти опустил пятипенсовую монетку в никелированный ящичек, тот коротко звякнул, разрешая выйти на перрон и присоединиться к джентльменам, ожидающим поезд. Ещё за два пенса Герти купил в киоске свежий номер газеты, но читать его не стал, сунул под мышку. И улыбнулся, вспомнив слова мистера Пиддлза, своего прежнего начальника и секретаря лондонской администрации — «Настоящий джентльмен, даже если окажется выброшенным на берег после кораблекрушения, очнувшись, первым делом не начнёт строить шалаш, а спросит номер „Голос необитаемого острова“ — и ещё оскорбится, если номер окажется несвежим».
Коротая время в ожидании поезда, Герти с интересом разглядывал карту Нового Бангора, мастерски выполненную в две краски и нанесённую на стену. Если ей верить (а не верить у Герти не было оснований), весь город разделялся ровно на десять административных районов, и на каждый в среднем приходилось по станции. Разглядывать схему было не менее интересно, чем изучать контуры незнакомого континента.
Район Клиф Герти нашёл сразу же — это была широкая подкова, опоясывающая порт. В таких районах, как он знал по опыту, редко располагается что-то интересное, они заняты портовыми складами, верфями, ремонтными мастерскими и прочим хозяйством, которым всякий порт обрастает с той же неумолимостью, с которой днище корабля обрастает ракушками.
Нечто похожее, тянущееся по окраине города, именовалось Лонг-Джоном, хотя, с точки зрения Герти, справедливее было бы назвать его Бесформенным Джоном[11]. Прочие названия мало что ему говорили — «Редруф», «Шипспоттинг», «Айронглоу», «Майринк», «Миддлдэк», «Форсберри», «Коппертаун», «Олд-Донован»… Все они были лишь невыразительными контурами на карте, способными вмещать в себе что угодно.
Заучив все названия на память, Герти принялся разглядывать станцию, но это занятие быстро ему наскучило: в этом отношении Клиф мало что мог ему предложить. Можно было бы почитать газету, но освещение было весьма тусклым, а зрением Герти привык дорожить. Профессиональный деловод бережёт остроту своих глаз не меньше, чем опытный охотник.
— Скажите, далеко ли до Майринка? — спросил Герти у пожилого элегантного джентльмена с тросточкой, читавшего на лавке газету.
— Станции три или четыре.
— А долго ли ждать поезда?
Джентльмен пожал плечами, не отрываясь от газеты. За своё зрение он явно не беспокоился.
— Когда как. Обычно с четверть часа. Если эти бездельники не объявляют забастовку.
Герти достал из жилетного кармана увесистый медальон беккеровских часов[12], взглянул на циферблат.
— Ждём уже двадцать пять
