своей натуры.
Главное — не заиграться.
Адрес и телефон Петра Семеновича Рыкова он узнал у друзей в Управлении МВД и скоро уже звонил пожилому краеведу. Андрей Крымов представился журналистом, который изучает жизнь известных дореволюционных предпринимателей, знаковых, так сказать, личностей. Краевед с радостью согласился с ним встретиться.
Рыков, мощный старик-тяжеловес, полная противоположность щуплому Плещееву, тоже жил в старой части Царева, в дореволюционном доме. Недаром Платон Платонович назвал его кошатником: тут был целый зверинец. Острый запах сразу ударил в нос. По квартире Рыкова лениво ходили взад и вперед кошки и котята, две лежали на полках, две на подоконнике. Всего Крымов насчитал штук десять-двенадцать.
— Котеночек не нужен? — едва гость прошел в гостиную, между прочим спросил пожилой хозяин в старом халате. — Два помета в этот раз — многовато для меня одного. Все — красавцы.
— Увы. Я часто бываю в разъездах, а так бы с удовольствием обзавелся.
— А я вот домосед, — объявил крупнокалиберный хозяин.
Одна кошка, трехцветная, самоуверенная, с наглым прищуром, развалилась на столе, среди книг и бумаг.
— Это Зорька, мать племени, — сказал Рыков. — Она с характером, может и цапнуть.
— Уважаю. Привет, Зорька, привет, племя, — поздоровался Андрей с очаровательным зверинцем.
Кошкам было не до него.
— Чаю?
Крымов оглядел общий беспорядок, в котором главными санитарами леса были, несомненно, животные, и сильно засомневался.
— Пожалуй, нет. Только что отобедал.
— Так что вас интересует? — когда они сели в кресла, разделенные журнальным столиком, спросил хозяин.
Крымов достал из кармана диктофон, включил его и положил между ними на старые журналы «Вокруг света».
— Биография вашего знаменитого предка — Никиты Митрофановича Рыкова, фабриканта. Как ему досталось такое богатство. От отца, конечно?
— От отца ему достались только обувные лавки, а вот фабрику он создал своим умом и предприимчивостью. Плюс отцовские деньги.
— Значит, Митрофан… как по батюшке вашего предка?
— Пантелеевич. Митрофан Пантелеевич Рыков.
— Значит, Митрофан Пантелеевич Рыков был сапожником?
— Я бы так не сказал, — отрицательно покачал головой Петр Семенович. — Он любил чинить сапоги, это правда. Хобби. Был изначально мажордомом известного в Цареве графа Оводова, Дмитрия Ивановича, служил ему не за страх, а за совесть. — Его тон стал подозрительным. — Вы об Оводове тоже будете писать?
— Нет, не буду, — честно ответил Крымов. — Оводов — дворянин, а меня интересуют купцы и промышленники, двигатели, так сказать, прогресса, новые люди, как их понимали те же Чехов или Горький.
— И правильно, — согласился Рыков. — Эти дворяне могли только спускать свои имения и наследства, в пыль их превращать, а вот именно купцы и промышленники сколачивали миллионы и строили производства. На их плечах держалась Россия девятнадцатого века.
Они коротенько поговорили о богатом на события девятнадцатом веке, о промышленниках, купцах и их положительном влиянии на экономику царской России.
— Так как же он, ваш предок, из мажордомов да в хозяева обувных лавок угодил? Расскажите, очень интересно! А потом уж и о его сыне — Никите Митрофановиче поговорим.
— Говорить о Никите Митрофановиче — одно, а о Митрофане Пантелеевиче, бывшем графском мажордоме, совсем другое.
— Не понимаю вас.
— Вам интересна история, полная страшных семейных тайн?
— Очень.
— Выключите диктофон.
— Заинтриговали, — выполнил просьбу Крымов.
— Только сразу предупрежу вас: хорошего о графе Оводове вы от меня не услышите, как и обо всем его семействе.
— Меня интересует только истина, — успокоил хозяина разумный гость, — какая бы она ни была.
— Очень хорошо. Случилось так, что старый граф Дмитрий Иванович Оводов полюбил. И предметом его страсти, а это была именно страсть, стала его дальняя родственница — бесприданница Мария Черкасова, из предместий, которую отдали графу на воспитание в город.
К Рыкову прыгнула молодая рыжая кошка, потерлась о его руку и улеглась на коленях.
— Сима, — представил ее Рыков. — Умница.
— И красотка, — кивнул Крымов.
Поглаживая рыжую кошку, хозяин домашнего зверинца продолжал:
— От слуг разве что утаишь? Граф был настойчив, и Мария Черкасова, едва повзрослев, стала его любовницей.
— Старый граф и Мария Черкасова? Вы уверены?
— Разумеется, уверен. Причем стала не без охоты. А почему нет? Такая связь обещала многое. Возможный брак. Конечно, они всячески скрывали свою связь, но, повторяю, как такое скроешь от домочадцев? И тут появляется молодой граф. Он приезжает из-за границы — морской офицер, красавец, — и точно клин входит между отцом и молодой женщиной, с которой он был знаком еще с юности. Дмитрий Иванович заказал портрет своей любовницы, он есть в музее Оводова, кстати. Художник точно уловил ее настроение — она там в смятении чувств. С крестом в руках, будто вымаливает у Господа пощады. Сердце разрывается, когда смотришь на нее.
— Я когда-то видел ее портрет, но это было давно, — легонько соврал Крымов.
— Значит, вы в курсе. С появлением молодого офицера все смешалось в доме Оводовых. Оказывается, у девочки была давняя влюбленность в молодого графа, но потом тот исчез, и она почти забыла о нем. А он, вернувшись, увидел в юной красавице свой идеал. Который принадлежал его отцу. И тут случилась сцена, о которой упоминал мой прапрадед — Митрофан Пантелеевич Рыков. Однажды он проходил по второму этажу дома и услышал громкий хлопок двери. Он понял, чья это была дверь. Марии! Но она явно не могла так садануть ею о косяк. А вдруг случится дурное? Митрофан на цыпочках подкрался к покоям Черкасовой и тотчас услышал в комнате Марии громкий и нервный разговор. Говорили мужчина и женщина. Как и все слуги, Митрофан был любопытен. Такова природа лакеев: они должны быть в курсе домашних перипетий. Он прильнул ухом к двери и услышал властный голос: «Ты — моя и будешь принадлежать только мне!» Но кто говорил, отец или сын, оставалось неясно. Голоса их были похожи. Митрофан прильнул глазом к замочной скважине и увидел яркий красный свет — почти кровавый. Словно плеснули кровью! Но это были просто шторы в комнате Марии Черкасовой…
Крымов слушал его как завороженный. «Да, да!» — твердил он про себя. Его ясновидческий сон вновь разом вспыхнул в памяти: и кровавый цвет штор, и фигура женщины, метавшаяся от окна и обратно. Все так и было! Она наверняка ждала мужчину! И он вошел к ней с этим стуком. Призрак пса Арчибальда привел его, Андрея Крымова, именно туда, где он и должен был оказаться в те роковые минуты. А не слышал он звуков в своем сне, не увидел огней, потому что оказался на территории безвременья. Но именно в самый важный час, когда вершились эти события.
— А потом Митрофан услышал шум и возню, — продолжал
