как у Пятого. Или сложное и опасное, как у Седьмого. А может… Док, вы такой властный и бесстрашный… Может быть… Это что-то такое же, как у меня?
Тут док словно очнулся.
– Ну хватит, мальчик. Нас как раз ждёт финальный этап. Пойдём. Нам так много ещё нужно сделать…
Он начал подниматься из-за стола, но Первый вдруг схватил его за руку. Сжал запястье Толя и слегка потянул его вниз, чтобы тот снова сел.
Док нахмурился, но опустился на стул. А Первый продолжал:
– Ваша жена, док… Она любит сильных парней. На сколько она моложе вас? Лет на двадцать? Вы ведь знаете, док, как она любит сильных парней…
По лицу Толя пробежала судорога. Он задавил её, вновь попытавшись подняться. Но Первый крепко держал его, не выпуская кисть. Впрочем, это становилось опасным. Сюда могла ворваться охрана. И Первый руку убрал. Вместо этого он печально глянул доку в глаза.
– Простите, Толь. Я не хотел вас обидеть. Мне жаль, что всё… так. Но вы – удивительный человек. Вы же понимаете, я не стал бы церемониться с обычным. Анатолий Евгеньевич… Я давно убил бы вас, и всё бы развалилось. Меня бы застрелили, но… И руководитель был бы мёртв, и тогда проекту конец. Но я… Я никогда этого не сделаю. Вы же знаете. Я просто хочу с вами поговорить. Хочу поделится… ощущениями. Ведь для вас так много значит этот эксперимент… Вы сделали из меня настоящего человека. Так позвольте мне этим поделиться, пока… пока я… Ну не знаю… Опять не стал кем-то другим.
И Анатолий Евгеньевич судорожно вздохнул. Минуту он сидел неподвижно, болезненно поджав губы и впившись глазами в Первого. А тот тоже замер и весь подобрался, подумав: «Что, если всё сорвётся? Что, если док отпрянет и позовёт охрану?»
Но Толь не отпрянул. Он грустно улыбнулся и, не отводя взгляд, потянулся куда-то вбок. На столе чудесным образом появились две маленькие хрустальные стопки. В них полилась ароматная тёмная жидкость.
– Здо́рово, док… – промурлыкал Первый. – Я никогда не причиню вам зла. Вы – мой создатель… Наоборот, я буду вам помогать. Вот только… Здесь везде эти подлые камеры…
***
Ханни вернулась под вечер. Усталая и злая, ведь ей пришлось долго бодаться со старшим егерем заповедника. Егерю, видите ли, не нравилось соседство с военной базой, и он грозился «жалобами в контролирующие инстанции». Вообще, утрясением всех этих дел должен был заниматься юрист… Но, вот незадача, на базе как-то резко стал сокращаться штат. Ну а чего не сделаешь ради милого Толя? И было бы очень жаль, если бы его чудесным опытам вдруг настал конец. Ведь у них с Толем были кое-какие планы. Так что очень некстати пришлась бы помеха извне. Им нужна была полная изоляция и тишина. А потом уже будет неважно. Уже всё равно. Главное, чтобы сейчас к ним никто не лез.
Ещё не подъехав к высоким железным воротам, Ханни поняла, что что-то не так. Ворота были закрыты, но прожекторы над ними не горели. На базе было непривычно тихо и темно. Никто не возился с техникой во дворе, не слышалось голосов… даже лая собак.
Заглушив двигатель, Ханни цапнула с пассажирского сиденья винтовку.
– За мной! – приказала она двойке солдат, вылезших с заднего сиденья (один из них расторопно открыл перед Ханни дверь машины).
Собственно, ей уже всё было ясно. Никто не отпер ворота в ответ на её сигнал, никто на неё не нацелил оружие с вышки. Всё было глухо. База чернела перед ней безмолвным пустырём. Ханни вдруг развернулась, выстрелив от бедра и скосив очередью солдат.
Один из них был ещё жив и тихонько стонал, схватившись за живот. Ханни милосердно добила его. Весело хмыкнув, она закинула винтовку за плечо и открыто, совсем не таясь, шагнула к дверке в воротах, отпиравшейся электронным ключом.
Ханни шла по вымершей базе, всё больше поражаясь и восхищаясь. Вот дежурный повис на крыльце, одной рукой уцепившись за перила, а другой до сих пор сжимая автомат. Вон вдалеке – бесформенная куча на посадочной площадке вертолёта (кстати, вертолёт-то на месте, что радует). И в тюремном крыле все мертвы. Охранники – кто застрелен, а кто просто забит. Ну а бедный Седьмой задушен. Голова свесилась с матраса, являя взору посиневшее лицо.
Лаборант распростёрся в луже крови, у него какой-то смятый блин вместо головы. На входе в научный отдел ещё много таких – понятно, что их убивали голыми руками, а до оружия добрались уже потом. И когда обошли всю базу, вновь вернулись сюда. Об этом говорят кровавые следы на полу с таким знакомым рисунком подошвы. Хотя, в общем-то, здесь много следов – каких-то бороздок, мазков, признаков борьбы и того, что по полу кого-то волокли. Но Ханни не хватает винтовку. Она тихо, по-кошачьи крадётся к сердцу научного крыла.
Её встретил Первый. Просто стоял в дверях и смотрел на неё из-под чёлки спутанных светлых волос – такой крепкий, высокий и приятно рельефный, возвышающийся над ней аж на голову. Ханни шагнула вперёд, подошла вплотную и глянула на него снизу-вверх. Потянула носом, вдыхая смесь ароматов.
– Люблю запах смерти… – промурлыкала она, заглядывая в глаза Первому, и вновь принюхалась. – М-м-м… Коньяк и его парфюм… Чем вы, мальчики, занимались тут без меня?
Первый молчал. Ни одна чёрточки не дрогнула на его лице, и Ханни уже решила, что он снова в трансе.
– Эй… – дотронувшись до его груди, она дразняще провела по ней ноготком, коснувшись соска.
Потом подумала: «Странно. Он почти не забрызган кровью…», и отдёрнула руку – Первый вдруг ухмыльнулся.
– А где Толь?.. – хрипло спросила Ханни. – Это так неожиданно… Я люблю сюрпризы… Но не думала, что уже…
Взгляд Первого оставался холодным. Он слегка дёрнул головой, предлагая следовать за ним. И Ханни кольнула мысль, уж не нервный ли это тик. Первый развернулся, шагнув вглубь кабинета. Ханни пошла следом, только сейчас заметив, что и здесь почему-то приглушен свет.
Толь сидел в кресле для подопытных. Его горло было перерезано. Вместо глаз – два кровавых студенистых пятна, всё лицо исполосовано и залито багровыми струями. Халат распахнут, как и пиджак вместе с тонкой дорогой рубашкой. Пояс брюк слегка оттянут вниз. Одежда, пропитанная кровью, стала густо-красной. На колени Толю выпали кольца кишок, от которых, казалось, все ещё поднимался пар.
Ханни задрожала. Потом взвизгнула, зажав рот рукой. Минуту она стояла так – трясясь и глядя на Толя. Затем как-то деревянно, чуть ли
