браке. Но через час Данте перешла на откровенности. Когда она упомянула, что Дэррил полное ничтожество в постели, Бет притворилась, что не расслышала.
Пока они рассматривали красные и белые полосы пластиковой скатерти, Данте нервно перебирала десертное меню. Сама того не осознавая, Данте вернулась в прошлое. Это было нечто. "На неё жутко смотреть," — думала Бет. Она будто вошла в транс. Данте казалась другой, испуганной и внезапно помолодевшей. Когда она говорила, её голос напоминал какую-то маленькую девочку, которой сильно доставалось от матери. Данте говорила, что у матери были свои мрачные тайны. Она намекнула, что мама была злой. Бет узнала, что отец Данте умер, когда та была ещё маленькой, и Данте чувствовала себя сиротой. Едва повзрослев, она сбежала из дома, даже не закончив частную среднюю школу. С тех пор Данте почти не общается с матерью.
Она описывала детство так, словно это был дурной сон, не переставая просить Бет чтобы та никогда и ничего другим не рассказывала; ей не хочется, чтобы соседи сплетничали у неё за спиной. Печальная история Данте закончилась настойчивыми утверждениями, что мать никогда её не любила, не целовала и не обнимала. Данте рассказывала, что её держали на руках только на похоронах отца.
— Ах ты бедняжка, — сказала Бет, похлопывая её по плечу.
Данте была готова расплакаться:
— Ты такая хорошая мама своим мальчикам. Жаль, что у меня не было такой мамы, как ты, — выпалила она.
— О, я не идеальная мама, — заверила её Бет. — Я слишком легкомысленная.
— Нет, ты именно такая мать, о какой я всегда мечтала. Ты любишь своих детей. Если бы ты только знала, как мама проявляла ко мне любовь. Она ошпаривала мне руки кипятком!
— Что? Зачем?
— Мне нужно было идти в школу, я ела пшеничную кашу и недостаточно быстро. Каша была горячая, и я ждала, пока она остынет.
Глаза Данте снова наполнились слезами, и она попыталась сдержать их.
— И она ошпарила мне руки кипятком, чтобы я знала, что такое по-настоящему горячо.
— О, Боже мой!
— Ты понятия не имеешь, Бет, насколько она была жестока. Вот почему я почти никогда не говорю о ней. Когда я увидела тебя с твоими мальчиками, я пожалела, что моя мать была такой. Для меня она уже умерла.
— Но она ведь жива, верно?
— Ну, да, но я просто не хочу с ней общаться.
— Она знает, что ты замужем за Дэррилом?
— Конечно, Бет, ведь этой женщине больше нечем заняться, кроме как следить за мной. Сёстры ей много чего обо мне рассказывают, но мне вообще-то плевать, лишь бы они не давали ей номер моего телефона. Просто не хочу, чтобы она была рядом со мной, и если у неё когда-нибудь хватит наглости позвонить, я велела Дэррилу с ней не разговаривать.
— Ты запретила Дэррилу с ней говорить?
— Бет, она вечно мне завидовала. Едва я впускала её в свою жизнь, она вечно делала мне всякие гадости.
— Что ты имеешь в виду?
— Уже не хочется даже вспоминать. Но говорю тебе: не приведи её Господь ещё что-нибудь мне сделать.
— Но она твоя мать, Данте. Почему бы тебе не подумать о...
— Ты просто не понимаешь, что она за человек.
После обеда Бет встретилась с подругой Пэт, и они пригласили Данте сходить с детьми на "Историю игрушек"[5]. Данте всю дорогу домой в машине дышала ядом на избалованную дочь Дэррила. Едва её рассказ стал обрастать подробностями, подруги заметили, что мягкий голос женщины куда-то пропал, а потом она и вовсе стала выходить из себя.
Очевидно, ей не давала покоя мысль, что Дебби выходит замуж и устраивает по этому случаю какое-то большое и пышное торжество. Данте не считала, что должна за это платить, и, по её словам, Дэррил, похоже, тоже не в восторге от грандиозного свадебного банкета. Данте сказала, что эта взбалмошная девчонка просто пользуется его доверчивостью, и добавила, что Дэррил сначала радовался помолвке дочери, а потом разозлился. Данте придерживалась мнения, что Дебора слишком много хочет от отца. Она пошутила, что Дэррилу, возможно, нужно обратиться к психиатру, прежде чем всё это закончится.
Пэт слушала и ничего не говорила в ответ.
Пока Данте бушевала по поводу того, какие у Дэррила неблагодарные дети, которые понимают только знаки доллара, Пэт сидела с каменным лицом. Данте жаловалась, что Дэррил платит такие большие алиментов, а его дети получают всё на свете. Она считала, что Деборе следует поумерить пыл и устроить самую простую свадьбу. Ей хотелось, чтобы Дэррил тоже спустился с небес на землю.
Когда женщины высадили её, Пэт только молвила, что как-то неуместно со стороны Данте выставлять доктора этаким маниакально-депрессивным психом. Ей казалось неправильным винить Дэррила за смешанные чувства по поводу свадьбы старшей дочери — это было вполне естественно. Она сказала Бет, что Данте ей безразлична. В глазах Пэт от этой высокомерной женщины больше проблем, чем она того стоила, и чем больше Бет защищала её, тем меньше Пэт хотелось общаться с ней дальше.
По какой-то причине от Данте у неё мурашки бегали по коже.
Конечно, Бет смотрела на Данте иначе. Она утверждала, что женщине нужно кому-то довериться, и Бет хотелось быть рядом в трудную минуту.
4
Дэррил Суториус достаточно неплохо зарабатывал, но и он не избежал финансовых проблем. Его возмущало, что приходится платить первой жене столько денег каждый месяц, а ещё больше возмущало, что дети постоянно приходят к нему за подачками. Поскольку трое из них учились в колледже, а четвёртый собирался поступать, в ближайшие 12 лет ему придётся выложить 250 тыс. долларов, и это ещё по весьма скромным оценкам. Не так чтобы он сильно возражал против таких трат, просто считал, что никто этого не ценит.
На протяжении многих лет деньги доставляли Дэррилу сплошные неприятности. Он использовал их для контроля над детьми, но в итоге дочь Бекки ослушалась его настояний поступить в университет Лиги Плюща[6] под угрозой отказа оплачивать её обучение. Ей удалось получить стипендию за спортивные достижения, и она сбежала в университет в Северной Каролине, который он бы никогда не одобрял. С тех пор они больше не общались — отчасти потому, что Дэррил отказался выделять ей деньги даже на учебники.
Ещё старшая Дебора – она проучилась 4 года и теперь работала в университете
