дорогими. У Арно, коллекционировавшего подобные вещицы, их обычно хранилось немало, и друзья часто путешествовали по миру вдвоем, оказываясь то на празднике цветения лотосов на востоке, то на дне мертвых в джунглях Таса, то на игре в большие и малые дома на севере.
— Мы пойдем на карнавал в Антрацитовые ущелья, — принял решение Арно, накидывая на плечи ежившейся на сквозняке Лаоры плащ. Та приняла его с благодарностью, а когда друг чуть приобнял ее, по-свойски выправляя из-под ворота каштановые локоны, вдруг поняла, что он имеет в виду.
— Черные земли? — не веря ушам, переспросила Лаора. Конечно, формально все восемь земель объединились под властью одного императора и будто бы больше не воевали друг с другом, но на деле пришлых почти везде недолюбливали, а в закрытых и богатых Черных землях эта неприязнь ощущалась сильнее всего. Во время своих веселых вылазок они с Арно обходили эти места стороной. — Ты не боишься?
— Нет, — уверенно взял ее за руку Арно. — В пределах нескольких часов… Только это. Ты мне доверяешь?
— Да, конечно.
— Я представлю тебя Талатионам. Если где и можно спрятаться так, чтобы даже Син не сунулся, то это у них.
Талатионы были наместниками черного герцогского рода Карионов, глава которого отсутствовал так давно, что Отерон и его дочери, Адэлинда и Сарья, считали себя полноправными хозяевами всех необъятных и богатейших Черных земель. Оставаясь под защитой древнего магического рода, Талатионы оказывались неуязвимы — никто не рисковал бросать вызов Седаару Кариону, даже если ни один провидец не мог сказать, где тот пропадает последние двенадцать десятилетий. Ходили слухи, что черный герцог изредка наведывается в Антрацитовый замок, и что Талатионы боялись его как огня, а еще, что за него сосватана старшая дочь Отерона — Адэлинда.
Син отзывался о Седааре Карионе коротко: «Не дай тебе Свет встретить этого полудемона. Встретишь — постарайся быть незаметной, не можешь быть незаметной — бросайся на колени или беги. Если разгневаешь его — говори, что я выкуплю твою вину».
Конечно, Арно не мог знать о демонической крови Карионов. Никто не знал, кроме служащего другому демону Сина — и Лаоры, которой было строго запрещено говорить о подобном даже своему другу, пусть она и доверяла парню почти как себе.
— Я не хочу оказаться у Кариона, — честно сказала она, спустя пару мгновений.
— Кариона нет дольше, чем мы с тобой живем. Но Син не приходит в Антрацитовый замок без приглашения, насколько я знаю, — отозвался Арно. — Слушай. Я не предлагаю тебе там оставаться. Только открыто погостить и договориться, чтобы они сказали, мол, защищают тебя. Подумай. Син решит, что ты в замке, и все. А когда поймет, что это не так, ты уже спрячешься где-нибудь за пределами континента, в Пар-ооле или Тасе.
— Что я им предложу?
— Я не говорил тебе… — Парень замялся, а затем смущенно улыбнулся. — Твоя идея с больницей. Большинство же почти не умеет направленно исцелять, а ты хочешь и лечить, и учить, да еще воспитанница и ученица Сина, о котором ходят такие слухи… В общем, это ведь первая магическая больница в Империи, так? За то, чтобы разместить ее у себя, Талатионы тебе собственный замок отгрохают.
— Вот так, да? — рассмеялась Лаора. — А я думала, друг помогает мне по доброте душевной! А ты хотел престиж родных земель поднять?
— И отказался от этого, чтобы у тебя все было хорошо, хоть отец меня и убьет, — пожал плечами Арно. Лаоре стало стыдно. — В общем, мне надо поболтать с бароном Отероном Талатионом, если этот параноик меня к себе вообще подпустит. Потом я тебя представлю.
Глава 4. Целительница (Каидан)
Каидан надеялся вернуться в Альвиар на границе лета и осени, когда Черные земли празднуют окончание жаркой поры. За последние сорок два года маленькая деревушка в Антрацитовых ущельях, когда-то подарившая магу жизнь, разрослась до небольшого городка, так что теперь вместо увитой колосьями и рябиной столбов, которым суждено было сгореть по пришествии ночи, люди построили громадные плетеные из прута арки, что наполнили дарами земли.
Сорок два года. Каидан ушел за Седааром Карионом еще мальчишкой, знавшим лишь этот мир — мир без магии, простой и плоский, — а теперь вернулся словно не собой. Мужчина думал, когда он вновь окажется в родных местах, его сердце скует ностальгия, и захочется пойти к озеру Ачаи, туда, где стояла хижина отца. Вместо этого он брел среди приготовлений к празднику и поражался, как мало общего у него со всеми, кто сейчас копошился, как муравьи, увязывая на прут ветви калины.
Каидан и сам был таким, пока магия не позвала его, сделав опасным изгоем среди своих же. Много позже он узнал, что стало тому причиной: тогда сердце Альвиара, приблизившегося к магическим мирам, ощутило первый собственный всплеск, и с ним все, кто был так или иначе предрасположен к связи с пластами мира, потеряли покой.
Если бы не герцог Седаар, озлобленного, сходящего с ума от неподвластной ему силы мальчишку просто забили бы камнями после пожара, который он устроил. Но господин протянул ему руку — «Умираешь здесь или уходишь со мной и служишь мне».
Каидан даже не знал, что выбрал то, о чем после и мечтать бы не рискнул — не просто избавление от смерти, но жизнь, полную совсем другого смысла, нежели тот, что он мог представить раньше. Быть слугой герцога Седаара Кариона, нет, лорда Седаара Арнелиасеайе, оказалось настолько далеко от пахоты и деревозаготовки, от простых людей и примитивных существований, что иногда Каидан не мог поверить, неужели это происходит с ним.
Он следовал за лордом Седааром безмолвной тенью, учась тайному демоническому языку, позволявшему не просто направлять магию, но и приказывать самим стихиям. Выполнял любое поручение, оставаясь невидимым и неслышимым, как почтовая птица, как пронзающий в темном переулке нож разбойника. Казалось, лорду плевать на него — и вместе с тем ни разу Каидан не оказывался в ситуации, которой не мог чего-то противопоставить. Это казалось почти религиозным откровением: будто лорд
