тумане, Рисовались две волны. То угрюм, то буйно весел, Я стоял у пышных кресел, Где покоилася ты, И прерывистою речью, К твоему склонясь предплечью, Проливал свои мечты. Ты внимала мне приветно, А шалун главы твоей — Русый локон — незаметно По щеке скользил моей.
Естественно, что такие стихи просто просились на пародию, и пародии не замедлили появиться. Козьма Прутков, Дмитрий Минаев и др. охотно и с удовольствием издевались над музой Бенедиктова. Критика обвиняла его в многословии и смысловой невнятице. Особенно усердствовал Белинский. «Вычурность некоторых стихотворений, в самом деле поразительная при уме и таланте Бенедиктова, — писал Гончаров, — делала его каким-то будто личным врагом Белинского». Статьи неистового Виссариона сильно повлияли на общественное мнение о Бенедиктове, и позже Тургенев, например, удивлялся, как он мог в юности восхищаться его стихами и ставить их выше пушкинских.
Но как бы ни упрекали поэзию Бенедиктова в поверхностности, сам он был отнюдь не пустым человеком. В последние годы усердно трудился над переводами Гете, Шекспира, Шенье, Гюго, причем, с подлинников, а не по подстрочнику. От быстрого забвения это его, однако, не спасло. Когда он умер, как вспоминает Яков Полонский, «многие, даже из его знакомых, не знали, где его квартира, и весьма немногие проводили на вечный покой…».
Н. А. Бестужев (1791–1855)
Николай Александрович Бестужев, отличный рассказчик и декламатор, обаятельный и веселый собеседник, пользовавшийся необыкновенным успехом у женщин, поражал богатством своей одаренной натуры, которой не суждено было развиться в полной мере.
Закончив в 1809 году Морской кадетский корпус, Бестужев остался в нем уже в качестве воспитателя и преподавателя и покинул его в 1813 году, после настойчивых просьб о переводе в действующую армию. В военных действиях он так и не принял участия, начав служить, когда русский флот вошел в Копенгаген, а Наполеон уже проиграл битву при Ватерлоо.
Вернувшись в Петербург, Бестужев занимается историей русского флота, избирается почетным членом Адмиралтейского департамента, становится директором Адмиралтейского музея. В 1824 году он участвует в экспедиции в Гибралтар, которую подробно описывает в путевых очерках. К тому времени Бестужев, автор «Записок о Голландии», повести «Гуго фон Брахт», переводов Томаса Мура, Байрона, Вальтера Скотта, был уже достаточно известен в литературных кругах, так же, как и в среде декабристов. Еще в 1818 году он вступил в продекабристскую масонскую ложу «Избранного Михаила», а в 1824 был принят в Северное общество.
14 декабря 1825 года Бестужев привел на Сенатскую площадь Гвардейский морской экипаж. Когда возмутившиеся части войск были обращены в бегство, он, переодевшись матросом, пешком по льду бежал в Кронштадт, с подложными документами отправился на Толбухинский маяк, чтобы затем перебраться в Финляндию, но был арестован. Год спустя его отправили в Читинский острог, а в 1830 году перевели в Петровский завод.
Однако ни каторга, ни ссылка не повлияли на его деятельную натуру. В Чите и в Петровском заводе он создал портретную галерею участников декабристского движения и жен декабристов. Он писал политические трактаты, этнографические очерки, художественную прозу и сочинения по механике. Бестужев обладал выдающимися техническими способностями, очень быстро усваивал всевозможные виды ручной работы и постоянно что-нибудь выдумывал. Некоторые из его изобретений перешли в потомство с его именем. Еще в морском корпусе он придумал особую спасательную лодку — «бестужевку», будучи в Сибири, изобрел чрезвычайно экономичную печь. В читинской тюрьме без всяких инструментов смастерил часы, которые ходили, не останавливаясь, по четыре года и отличались удивительной точностью. Он чинил мельницы, устраивал огороды, парники, кожевенные заводы, шил сапоги, фуражки, придумывал ювелирные украшения, изготовлял самопишущие метеорологические приборы, писал иконы и акварельные портреты. Уже незадолго до смерти, тяжело переживая трагические неудачи русской армии в Крымской войне, Бестужев предпринял попытку усовершенствовать ружейный замок, но отправленная в Петербург модель пропала в канцеляриях.
До конца жизни он оставался верен избранному девизу: «Если жить, то действовать».
Н. Я. Бичурин (о. Иоакинф) (1777–1853)
В XIX веке Россия могла гордиться своими ориенталистами, и уж во всяком случае можно сказать, что интерес к Востоку в прошлом столетии был не меньше, чем интерес к Западу. Достаточно назвать Грибоедова, Пушкина, который собирался отправиться в Китай, Веневитинова, думавшего ехать в Персию, Муравьева, Леонтьева, боготворившего Константинополь, или известного издателя, журналиста и ученого барона Бромбеуса (Сенковского). В литературных салонах Петербурга первой половины XIX века не менее известен был современник и в какой-то степени оппонент последнего Никита Яковлевич Бичурин или отец Иоакинф, человек, несмотря на духовное звание, вполне светский (даже по преимуществу светский).
Он был знаком с Николаем Полевым и В. Ф. Одоевским, З. А. Волконской и М. П. Погодиным. Пушкин пользовался его материалами при создании «Истории Пугачевского бунта» и писал, что именно «добросовестные труды» о. Иоакинфа «разлили яркий свет на сношения наши с Востоком».
Бичурин по сути дела открыл для русского читателя Китай и был основателем русской синологии. Его увлечение Китаем сказалось даже на его внешности, чертах лица, что, вероятно, можно объяснить и его происхождением. Он был сыном дьякона-чуваша Якова Пичуринского, но некоторые современники свидетельствуют, что настоящим отцом его являлся митрополит Амвросий (Победов).
Если б не темперамент, то карьера Бичурина была бы во многом предопределена. Он окончил Казанскую духовную академию, преподавал риторику и грамматику, в 1800 году принял монашество, был настоятелем Вознесенского монастыря близ Иркутска, откуда вскоре его перевели в Тобольскую семинарию за укрывание крестьянки под видом послушницы.
В 1807 году Бичурин отправился во главе духовной миссии в Китай, где занимался изучением китайского языка, истории, много переводил, написал сочинения о Тибете, Монголии, Восточном Туркестане, составил географическое описание Цинской империи, собрание высказываний древних китайских философов. По свидетельству его друга Тимковского, по отъезде Бичурина из Китая 15 верблюдов увозили приобретенные им сочинения китайских авторов для отечественных библиотек. Однако научные изыскания Бичурина явно контрастировали с, мягко говоря, вольной жизнью, которую он вел в Китае. По возвращении в Петербург его предали духовному суду
