потянула повод, пытась отвести своего скакуна подальше, но старый грум оказался проворнее.
Свистнул хлыст — и шип на его конце угодил прямехонько под задранный хвост. Пушистая розовая кисточка на конце хвоста гневно дернулась, Скотина издал задушенный рев… и поднялся в галоп, будто им из пушки выстрелили.
Главное, подавить первый вопль. А потом второй и давить его все время, что скакун несется вниз по склону холма. Графиня из рода Редонов обязана ездить верхом хорошо, и даже — великолепно. Иначе как она возглавит зимнюю охоту, когда поселяне начнут жаловаться на обнаглевших лесных вовкунов? Графиня должна сама легко и непринужденно держаться на чешуйчатой спине, и крепко держать в узде скакуна, чтобы гнать его вслед за стаей, а не куда ему в бронированную башку взбредет. И графиня не должна при этом непрерывно визжать! Даже наши собственные крестьяне такого не одобрят. Хотя что им не нравится? Впереди «ууууу, ррррр!» — вовкуны бегут, пасти скалят, иголками в мизинец толщиной трясут, когтистыми лапами землю загребают. А следом топот копыт и монотонное, протяжное «иииииии!» — графиня-младшая их преследует. Но почему-то все против — и тетушка моя, графиня Редон-старшая, и старый Хэмиш, мой грум.
Судя по топоту за спиной, Хэмиш пустил лошадь следом, а потому крепко держим поводья, держим спину, держим колени… И держим рот закрытым, и не орем, нет, не орем! И даже сейчас не орем, когда Скотина прет прямо на куст, и мы прыгаееееем…
Скакун перемахнул живую изгородь — колючий сторожевой побег лишь безобидно мазнул по чешуйчатому боку. Не снижая скорости, понесся к замку. Сзади предупреждающе заорали. Я подавила недостойное благородной сьёретты желание скакать и дальше, чтоб Хэмиш глотал пыль из-под копыт, и принялась выбирать повод. Как всегда, Скотина заартачился, как всегда я решила, что живодеру эту тварь не отдам: лично чешуйчатые пластины по живому срежу, и прикажу из них сумку сшить! Прямо у полуободранной Скотины на глазах! Как всегда, словно почуяв мои кровожадные намерения, скакун соблаговолил послушаться узды и перешел на рысь. У-у-у, с-с-котина!
Стук копыт за спиной стал громче и со мной поравнялся Хэмиш.
— Сьёретта-графиня прекрасно держится в седле. — из-за пазухи охотничьего камзола Хэмиш вытащил потрепанный платок — я с некоторым злорадством смотрела как он оттирает покрытое пылью лицо. — Клюнь меня Летящая, еще бы ты от этого удовольствие научилась получать, девочка!
— Обязательно клюнет, дядька Хэмиш. — заверила я. — Никого из нас это не минует.
Хэмиш поглядел на меня и восторг на его лице медленно угас:
— Эх, что с тебя возьмешь… Может, со временем распробуешь.
Я не стала прятать скептическую гримаску. Может, и каторжники со временем учатся получать удовольствие от каторги? На пожизненном как раз есть время… распробовать. Но вслух сказала:
— В этом году мне зимнюю графскую охоту не вести.
Что, конечно, радует. И в то же время слегка огорчает. Ведь кроме податей с несъеденных вовкунами крестьян есть еще вовкуньи иголки, зубы и шкуры. И другие части, не поминаемые в приличном обществе, но тоже весьма полезные. А главное, способные поддержать благополучие малочисленного графского семейства. То есть, тетушкино и мое. А если еще и ледяной шакал попадется…
— Интересно, а на придворной охоте добычу делят? — пробормотала я. Вдруг можно как-то смягчить грядущие потери?
— Всё, добытое королевской охотой, принадлежит королю! Уж графине-то об этом следует помнить.
А я вот и раньше не очень хотела ехать! Хотя и понимала, что надо.
— Домой, Скотина. — хмуро скомандовала я и шлепнула скакуна шипастым стеком по крупу.
Ему, сквозь панцирь на боках, этот шлепок, конечно, что боевому броненосцу — дробина. Но видно, скакуно-убийственные мечты еще витали вокруг меня, и Cкотина послушалась, на время избавив меня от необходимости осваивать ремесло живодера. Дорога повернула, огибая рощу, и открывая вид на замок.
Глава 2. Перелетный ежик в саду
С родовым гнездом Редонам несказанно повезло — его разрушили. Двести лет назад, во времена дворянского бунта, соседи сразу сдались королевским войскам, а Редоны проявили фамильное упорство. Замок обстреливали три дня, доказывая и графам, и другим крупным владетелям, что нет в славной Овернии воли превыше королевской. Две стены и башню разнесли до основания. Пришлось изрядно обстричь драгоценные Редоновские оранжереи и проредить тогда еще многочисленные стада скакунов, чтобы король согласился снять опалу. Но восстановить замок предкам так и не позволили, разрешив лишь выстроить новый, исключительно для проживания графской семьи. Поэтому у наших податливых соседей — суровые древние твердыни, которые не проветришь летом и не протопишь зимой. А у упрямых Редонов — живописные руины на замковой скале, и миниатюрный «новый замок», в котором вполне удобно жить. Дедушка-граф десять лет назад даже водопровод провел, что было неслыханной роскошью. Правда, последней.
Копыта мягко застучали по гравиевой дорожке. Знаменитый сад Редонов был по-прежнему ухожен. Мраморные статуи из зеленых гротов убирали аккуратно, заменяя изящными скамейками, так что даже немногочисленные оставшиеся слуги не всегда замечали изменения. Да и оранжереи по-прежнему сверкали полированными стеклянными гранями. Сьеров-соседей, по большим праздникам навещающих старшую графиню, приглашали прогуляться среди редчайших чащобных цветов, один аромат которых поднимает дух, а также разглаживает морщины и убирает пятна с кожи. Что тоже очень сильно поднимает дух, особенно у дам!
Графиня-тетушка торжественно щелкала ножницами, одаривая одну из старых приятельниц, или их юных внучек цветком из тех, что растут только в самых глубинах Чащи… ну и еще здесь, в оранжереях графов Редон. А мне приходилось держать лицо, чтоб не выдать глодающей меня жадности. Такой цветочек, если продать его в нашей маленькой лавочке на респектабельной улице столицы, обеспечивал тетушку запасом любимого чая на неделю. А уж мази и притирания из оранжерейных травок были основой нашего с тетушкой скромного благосостояния.
Впрочем, больше одного-двух цветков старшая графиня не дарила никогда, потому я терпела.
Хэмиш придержал мне стремя, помогая сойти с седла.
— Спасибо. — я благодарно улыбнулась.
— При дворе… — нравоучительно начал он. — Воспитанная сьёретта не благодарит грума, который помогает ей спешится. Она даже не замечает его существования.
— При дворе грумы — молодые и красивые, вот и приходится делать вид, что они не мужчины, а мебель. — перебила я. — А ты мой любимый старенький дядька Хэмиш… — я похлопала Хэмиша по щеке. — …я тебя и так за мужчину не считаю. — и побежала вверх по ступенькам, на ходу стягивая перчатки из толстой вовкуньей кожи.
— Ну и дрянная же девчонка. — пробурчал мне в спину Хэмиш, удерживая скакуна, пока прибежавший от оранжерей мальчишка отвязывал
