Когда меня вытаскивали из кабинета, я все еще кричала, умоляя не делать того, что он задумал. Мужчина лишь морщился, но отвечать не стал. Перед глазами стояли лица персонала, снующего туда-сюда мимо нас, с любопытством взирающие на разыгрывающуюся картину. Они еще даже не подозревали, что им подписан смертный приговор.
Глава 4. Жестокая правда
Утром как можно раньше зашла в комнату Руслана, чтобы рассказать, что скоро случится и, возможно, как-то предупредить невинных людей. Накануне оббегала все коридоры, но так его и не нашла. Где, интересно, он шляется по вечерам?! Спросить, понятное дело, не решилась.
В ответ на мой эмоциональный рассказ о страшных обещаниях Игоря мужчина лишь скривился, не переставая подтягиваться.
— Эй, алло, ты вообще меня слышишь?!
— Конечно, тебя весь блок слышит, и те, кто за камерами смотрит — тоже, — равнодушно бросил. — Сто семнадцать…
Черт, я была на таких эмоциях, что совершенно забыла о «большом брате». Да и фиг с ним, главное сейчас — помочь людям!
— Руслан, умоляю, уговори его, чтобы он ничего с ними не сделал!
— Кого?
— Игоря, кого еще!
— Сто двадцать три… Я тебе говорил, что ты — дура, из-за которой все может рухнуть.
— Прекрати! Я не знала!
— И что? Сначала делаешь, потому думаешь.
Лысый, наконец, спрыгнул, взял какую-то тряпку со стола, утер лицо от пота и взглянул на меня.
— Ничего нельзя сделать, Ника. Игорь поступает так, как считает нужным. Кому, как не тебе, понимать это?
— Как ты можешь?! — я даже ногой топнула, не веря в то, что ему настолько безразлична гибель кучи людей.
— А при чем тут я? Это твоя ошибка.
Жестокость и вместе с тем правдивость его слов заставили замолчать. Не помню уже, что хотела еще сказать, как убедить действовать, но хладнокровие мужчины опустило на землю, точнее, прямо брякнуло, пребольно ударив в самое сердце.
Да, он не обязан подчищать мои косяки, но до вчерашнего дня казалось, что мы не чужие друг другу люди. Неужели сама себя обманывала?
Я навернула круг по комнате, собираясь с мыслями, но сделала себе только хуже. Чем дольше думала о сложившейся ситуации, тем яснее понимала: ничего не предпринять, никто меня даже не послушает! Разве что посмеются и уйдут по своим делам, не представляя, что это последнее, что они сделают. Да и к кому бежать? Я больше половины из тех, кто был вчера в том коридоре, не знаю ни лично, ни заочно, что говорить об именах и прочих подробностях. Да я просто не смогу попасть в эту лабораторию, охрана остановит у первого же лифта.
Не видя выхода из положения, присела на край кровати и призналась:
— Я устала.
— Ночью отдохнешь.
— Я не об этом.
— Я понял.
— Зачем тогда издеваешься?
— Я не издеваюсь, Ника. Просто в следующий раз думай головой!
Я еще помолчала, потом вспомнила:
— Он разрешил навестить Марата.
— Зачем?
— Я попросила.
— А тебе это зачем?
— Капец, ты прикалываешься что ли?! — не выдержала. — Я боюсь за него, переживаю!
— Если бы не ты, повода для этих переживаний бы не было, — бросил мужчина равнодушно, направляясь к душевой, но замер, услышав мой тихий вопрос:
— Ты все еще меня ненавидишь, верно?
Мне было важно это знать, ведь я любила братьев даже, пожалуй, сильнее, чем друзей когда-то, считая их по-настоящему родными людьми. И горькие признания Руслана каждый раз резали очень глубоко и больно, так, как не получилось еще ни у одного местного садиста.
На секунду показалось, что так и уйдет, решив в очередной раз, что болтаю всякую ерунду, но он все же спросил:
— С чего ты взяла?
— Ты сам сказал.
— Не болтай.
— Да ладно, думаешь, я не знаю? К тому же, так было…всегда, — пожала плечами. — Или скажешь, я не права?
— Зачем, Ника?
— Ты хотел спросить «за что»? За то, что разрушила ваши жизни своим появлением, полагаю. В принципе, судить тебя за это нельзя. Все нормально, я это заслужила.
— Зачем ты все это говоришь?
— И правда, и так все ясно.
— Ника, ты…
— Ненавидишь ведь?
— Ника…
— Скажи мне!
— Черт, что вообще в твоей голове творится?
— Ничего!
— Да, это заметно.
От обиды и злости на саму себя снова навернулись слезы. Чтобы он не заметил, отвернулась, собираясь покинуть чертову комнату, но сильные руки схватили, не дав даже дернуться. Мужчина прижал меня к себе так, что почти почувствовала, как трещат собственные ребра. Дыхание пощекотало затылок, коснулось уха.
— Успокойся, — прозвучало едва слышное.
— Отвали!
Вместо того, чтобы послушаться, стиснул еще сильнее, хотя, казалось, это невозможно.
— Успокойся, сказал!
Как можно успокоиться той, кто стала виновником смертей многих людей? Я только что узнала, что не нужна единственному близкому человеку в этом мире. Неужели вот оно опять — одиночество?!
Смесь бурлящих внутри эмоций захлестнула настоящим ураганом, вылившись в соленые ручейки по щекам, но я даже смахнуть их не могу! Не в силах больше сдерживаться, впервые за долгое время я от души разревелась.
По-моему, он растерялся, потому что отпустил, развернул к себе, вглядываясь в заплаканные глаза. Я уткнулась взглядом в ближайшую стену, не желая смотреть на мужчину, даже когда он обхватил мои щеки ладонями.
— Успокойся!
— Ты меня ненавидишь!
— Нет!
— И ты прав, я одна во всем виновата!
— Успокойся, говорю!
— Из-за меня погибнут людииии…
— Не погибнут.
— Ты сам только что сказал!
— Глупости, ничего я не говорил.
— Я всем все порчу!
— Нет, Ника, я… Черт!
Не знаю, что он хотел добавить, но сзади раздалось деликатное покашливание, и меня тут же закинули за спину, прыгнув вперед.
— Ого, вот это реакция! Вы уж простите, если отвлекаю! Мне нужна Вероника. Я так и думала, что она здесь.
Я выглянула из-за плеча Руслана. На пороге стояла женщина, довольно привлекательная, высокая и, разумеется, в белом медицинском костюме. Черные волосы сложены в невообразимо высокую прическу, на губах — темная помада, глаза из-под очков в тонкой оправе — наверняка, для красоты носит, насколько мне известно, здесь никто не страдает близорукостью! — смотрят приветливо и с ноткой любопытства.
