старому мобильному, вот и не хочет пользоваться другим телефоном.
– Это справедливо для людей старшего возраста, – хмыкнул Игорь Сергеевич. – Нынешние подростки выросли со смартфонами в руках, и никто не станет пользоваться старым мобильником вместо нового! Ладно, это не единственная странность.
– Что еще? – поинтересовалась я.
– Кристина не носит новые вещи, – продолжал Куликов. – Вообще. То есть я покупаю ей новую куртку, новую обувь, но она ходит в старых вещах. Она не надевает новую одежду в принципе. Я не знаю, почему и с чем это связано, но когда я пытался поговорить с дочерью, та устроила истерику. Наверно, впервые за много лет. Кристина всегда держит в себе свои эмоции – хотя я иногда сомневаюсь, что у нее они вообще есть… А тут на мой простой вопрос она вдруг разрыдалась, да так, словно у нее умер кто или случилось невесть какое горе… Я, наверно, час не мог ее успокоить, пришлось даже заставить ее выпить валерьянку… И, наконец, еще одна странность. Понимаете, у нас дома всегда тепло, даже жарко. Летом – прохладно из-за кондиционеров, а зимой тепло, можно в футболке или майке ходить по дому. Однако в последнее время Кристина всегда дома носит одежду с длинными рукавами. Всегда.
– Полагаете, она не хочет, чтобы кто-то видел ее руки? – предположила я. – Думаете, она наркоманка?
– Нет, во всяком случае, я не уверен, – покачал головой Игорь Сергеевич. – Кристина не похожа на наркоманку, ведь, помимо следов от уколов, наркомана выдают другие признаки. Зрачки у нее нормальные – не узкие и не расширенные, кожа не бледная, проблем с аппетитом нет… Да и поведение обычное, если не считать той истерики. Я уже говорил, что моя дочь довольно необщительный человек, она не похожа на других девушек ее возраста. Даже представить себе не могу ситуацию, в которой Кристина скажет больше двух предложений по собственной воле.
– Да уж, ваша дочь – прямо-таки уникум, – заметила я. – Редко, когда встретишь неболтливую женщину.
– Вот-вот, Кристина явно не в мать пошла, – подтвердил Куликов. – Инна – полная противоположность дочери. Уж кто-кто, а моя бывшая жена больше всего любит поболтать. Совершенно не важно, о чем – помню, меня раздражало то, что Инна никогда не замолкает. Вообще. Хотя любая крайность – зло, Кристина меня порой пугает. Сидишь вроде с живым человеком, но при этом ни о какой беседе за ужином и речи идти не может. Кристина вообще никогда ни о чем мне не рассказывает – если я спрашиваю, как дела в школе, она всегда ограничивается одним-единственным словом – «хорошо». Я интересуюсь, о чем книга, которую она читает, но дочь не вдается в подробности. Коротко сообщит название и автора, и на этом все. Разговор окончен. Если я спрашиваю, куда дочь хочет поехать летом, она попросту пожимает плечами. То ли ей все равно, то ли она никуда не хочет ехать, то ли у нее нет никакого желания общаться со мной. Наверно, лучше, если бы дочь походила на мать. Пусть лучше несет всякую легкомысленную чушь, чем сидит как мумия…
– Ладно, вернемся к странностям Кристины, – прервала его я. Психологический портрет дочери Игоря Сергеевича был мне более-менее понятен, сейчас я хотела узнать более важную информацию о дочери Куликова. – Вы не спрашивали дочь, почему она в теплой квартире носит рубашки с длинными рукавами?
– Спрашивал, – пожал плечами Игорь Сергеевич. – Кристина говорила, так ей удобнее.
– Скажите, а ваша дочь всегда была молчаливой? – продолжала расспрашивать я. – Или что-то случилось с ней в детстве? Вспомните, быть может, была какая-то психологическая травма? Или уход матери каким-то образом повлиял на психическое состояние девушки?
– Так Кристина мать и не помнит, – покачал головой Куликов. – Инна ведь бросила нас, когда Крис была совсем малышкой. Нет, с дочкой ничего не происходило экстраординарного. Она просто привыкла быть одна, поэтому и не научилась нормально общаться с людьми.
– Неужели у вашей дочери никогда не было подруг? – изумилась я. – В детский сад она ходила? Или дома сидела?
– Ходила, – кивнул Игорь Сергеевич. – Хотя я не хотел отдавать дочь в детский сад, но пришлось. Сам я на работе пропадал, поэтому решил, что так для Кристины будет лучше.
– И что воспитатели говорили? Она общалась с другими детьми?
– Не особо, – наморщил лоб Куликов. – В основном дочь играла в одиночестве. В школе тоже ни с кем не сдружилась. А кроме школы она никуда не ходит. Дополнительные кружки Кристину не интересовали, хотя я пробовал записать дочку и на танцы, и в художественную школу, и в музыкальную. Но ни к чему из вышеперечисленного дочь интереса не проявляла. Она не хотела ни музыкой заниматься, ни рисованием. Единственное, что нравится дочери, – это чтение.
– А как Кристина относится к собственной внешности? – поинтересовалась я. – Она пользуется косметикой? Придерживается какой-либо диеты?
– Нет, косметикой дочь не интересуется, – покачал головой Игорь Сергеевич. – Диетами Кристина тоже не увлекается, она ест то же самое, что и я. Дочь сама готовит – у меня на это просто нет времени. Иногда мы заказываем еду на дом, но не часто. Особых кулинарных способностей у Кристины нет, но сварить суп или приготовить второе она вполне в состоянии. Не думаю, что ей это доставляет удовольствие – по крайней мере, изысканных блюд дочь не готовит.
– Обычно одежду с длинными рукавами носят, если хотят скрыть какие-либо повреждения на руках, – заметила я. – Вы, наверно, слышали о таком понятии, как «селфхарм». Самоповреждение, говоря русским языком. Я потому и спросила о том, как Кристина относится к собственной внешности. Бывает, что подростки и молодые девушки сами себя за что-то наказывают, режут себе руки или вскрывают вены, если говорить о совсем запущенных случаях. У Кристины не было суицидальных попыток?
– Нет, зачем ей это? – искренне изумился Игорь Сергеевич. – На свою жизнь дочь никогда не жаловалась, ее все устраивает. Деньги на карманные расходы я ей выдаю, учиться на одни пятерки не заставляю. У Кристины и так прекрасная успеваемость, мне кажется, что она все схватывает на лету. Мать свою она не помнит, для нее это норма – неполная семья. И потом, если б Кристина пыталась свести счеты с жизнью, мне было бы об этом известно. Я не настолько плохой отец, что не забочусь о своем ребенке. К
