я имел несколько разных имен… Но ни одно из них Мамонтом не являлось!
Наверное, весь этот раздрай в мыслях и чувствах — следствие моего давнего ранения. С головой у меня явный непорядок. Подтекает чердачок-то! Ну, ничего, живы будем — не помрем! Ведь еще час назад чистым овощем лежал. А человек, он такое пластичное существо, ко всему привыкнуть и приспособиться сможет. И я привыкну. Надо же, я — Мамонт! Но привыкать мне еще к этому имечку и привыкать!
— Ты своих бойцов через минное поле и повел, — продолжила свой рассказ Аленка, — Энергетическим щитом и от мин, и от вражеского Мага прикрыв… Ты же Силовиком был, пусть, и не очень высокого ранга. Всех живыми вывел, а сам… — Она вновь тихонько всхлипнула. — Достал тебя эсэсовец-Мозголом… За счет этого ты на мине и подорвался. Но бойцы вынесли… В госпитале долго лежал… Но все без толку… а потом я тебя забрала… С ложечки год кормила, от пролежней переворачивала… Надеялась… Но Медик сказал, что надежды никакой… Даже Магией Целительской тебя вылечить нельзя… Ну, если только Внеранговый Силовик возьмется, а таких у нас в стране по пальцам пересчитать. Повредил тебе вражеский Мозголом что-то в голове… — И она заревела уже в голос.
— Ну что ты, родная! — Я обнял рыдающую сестренку, а сам крепко задумался — нужно было переварить полученную информацию. Маги, Мозголомы, да и я сам, оказывается, какой-то Силовик. Все эти «термины» мне пока что ни о чем не говорили. — Нет худа без добра, Аленка! — Я тряхнул сестричку за плечи. — Если бы не эти урки — кто знает, очнулся бы я вообще?
— Угу! — глухо прогундосила девчушка, продолжая реветь, уткнувшись в мое в плечо.
— Давай уже, прекращай мне тут сырость разводить? — шутливо прикрикнул я на нее. — И без сопливых скользко! — Без всякой задней мысли выдал я.
А ведь в этой маленькой комнатёшке, а особенно в моем чуланчике под лестницей, было действительно скользко, но только не от пролитых слез или соплей, а кой от чего другого.
— А с родителями нашими что случилось? — спросил я. — Ведь не сиротами же мы росли?
— Папку в первые месяцы войны под Москвой убили, а мамка… — Её плечи вновь затряслись. — Мамка от сердечного приступа умерла, когда на тебя похоронка пришла… Перепутали там сначала чего-то…
— Ох ё… — Я тяжело вздохнул, и еще сильнее прижал девушку к себе. — Клятая война!
— Сколько же еще нам всем еще страдать? А, Мамошка? — Она отняла голову от плеча и взглянула в мои глаза. — Вроде, и война уже кончилась… А всем бедам до сих пор конца края не видно! Голодно, холодно и от бандитов совсем житья не стало! — продолжила она изливать мне душу. — По вечерам постоянно кого-то грабят и убивают. Три месяца назад Пал Палыч — Светкин отчим, ты его, наверное, тоже не помнишь, получил в конторе Наркомстроя восемь тыщ рублей за строительство. Так бандиты как-то прознали и подкараулили его. И ладно бы просто убили, так они еще и разделали его, как свиную тушу! А его отрезанную голову нашли потом в роще… А давеча Ритка с подругой возвращалась из института в полвосьмого вечера. Вроде, и не поздно еще, хоть и темно, но Ритку ограбили, а подружку её утащили на горку и там раздели, а потом… потом… надругались толпой, прямо, как эти надо мной хотели… — Слезы вновь хлынули из её глаз. — Мне страшно, Мамоша! Страшно жить! Страшно возвращаться поздно с работы… Страшно теперь даже двери соседям открывать… Ведь эти… — Она бросила беглый взгляд на мертвые тела — вроде, как соли только попросить зашли… А потом… потом… А ведь у нас и взять-то особо нечего!
«А молодое и сладкое девичье тело? Чем не трофей для подобных отморозков? Ведь это и не люди вовсе, а какие-то твари в человеческом обличье! — подумалось мне, но вслух я этого не сказал. — А мои ордена и медали? Тоже ведь определенную ценность на черном рынке имеют».
— И, если бы только у нас такое было, — не останавливалась Аленка, видимо, сильно у нее накипело. — А так ведь по всей стране! Вон, Семен Проскурин недавно письмо от родни из деревни получил, помнишь, мы каждое лето туда отдыхать раньше ездили? А там… Бандиты, пишет, застрелили Пашку Данилова с женой и ограбили подчистую! И такое каждую ночь! Приходится им бросать жильё и всем народом ночевать в одном доме. Так хоть есть какой-то шанс отбиться. А у Павло Стыщенко забрали всё: раздели до исподнего и сильно били. Чудом жив остался. А у Петро Сидорова убили Саньку и Евдокию. Стрельба шла три часа, а остальные боялись, что и до них доберутся и убьют. Грабят в деревне по два-три дома за ночь…
— Настолько плохи наши дела, сестренка? — не ожидая ответа, риторически спросил я. А чего ждать — и так все понятно. — И за что только мы жизни свои на фронте не щадили? Уж не за такое будущее — точно! — Во мне вновь постепенно разгоралась лютая злоба ко всем бандитам, ворам и убийцам.
Однако, в моей памяти вновь проявились те странные знания, которыми я, ну, никак не мог обладать. Но, тем не менее, я точно знал, что с окончанием Великой Отечественной преступность в Советском Союзе побила все мыслимые и немыслимые рекорды. Несмотря на твердую руку товарища Сталина, простых советских граждан несколько лет кряду терроризировали хулиганы, грабители и убийцы, совсем «потерявшие берега».
Объективных причин, способствующих такой нездоровой ситуации, было несколько. А чтобы справиться с повальным бандитизмом Союзу потребовался не один год и чудовищная масса ресурсов, как человеческих, так и финансовых.
После победы над рейхом многие города, поселки и деревни моей необъятной Родины лежали в руинах. Найти хорошо оплачиваемую работу тоже поначалу удавалось далеко не каждому. Вот и получалось, что у оставшихся без средств к существованию выбор оказывался невелик: голодать и терпеть, надеясь на светлое будущее, или воровать, грабить и убивать — добыв все необходимое грубой силой.
Так что в те годы многие становились преступниками, банально не находя другой возможности заработать на хлеб насущный. Зачастую «инстинкт самосохранения» и голодное брюхо брали верх над моралью и человеческими ценностями у самых малодушных и гниловатых граждан великой страны. Страны, сумевшей запредельными усилиями переломить хребет фашистской гадине, но, неожиданно споткнувшейся на тривиальном разбое.
Поспособствовала росту бандитизма и массовая демобилизация красноармейцев. Миллионы мужчин, прошедших самую кровопролитную в истории войну, пришли домой. Теперь вчерашним освободителям Родины нужно было думать над тем, как кормить свои голодающие семьи.
И большинству приходилось трудиться за копейки. Часть же армейцев посчитали свое положение унизительным, не беря во внимание сложившиеся по всей стране обстоятельства. Не приспособившись к условиям мирной жизни, они тоже вставали на преступный путь.
Ко всему прочему прибавился еще и голод, погубивший сотни тысяч жителей. Самым распространенным заболеванием того периода стала дистрофия. И не все оказались готовы столкнуться с голодной действительностью, не выходя при этом за рамки закона.
Ну и, наконец, нельзя не учитывать то количество трофейного оружия, которое осталось на руках. Причем, арсенал не ограничивался пистолетами и винтовками. В массовый оборот попали автоматы, пулемёты, гранаты и даже мины со взрывчаткой. А в условиях разрухи и нищеты все это привело к весьма и весьма неприятным последствиям…
Ну, и поистине «вишенкой на торте» бандитизма стала амнистия в честь победы над Германией — на волю из лагерей вышли тысячи уголовников, для которых не составило большого труда вооружиться. В различные банды и шайки стекались толпы бывших полицаев, дезертиров, хулиганов и беспризорников, с упоением принявшихся терроризировать мирных граждан.
И силами одной только милиции оказалось не под силу справиться с этим бандитским беспределом.
От этих непрошенных знаний у меня жутко разболелась голова. Хотя, может это последствия моего давнего тяжелого ранения. Ведь отчего-то пролежал я целый год пластом и забыл все на свете. А настолько четкая раскладка возникновения послевоенного бандитизма, никак не укладывалась в парадигму существования лейтенанта Быстрова.
Ну, не по Сеньке шапка, если сказать по-простому. Не мог знать этих выкладок простой летёха-разведчик, провалявшийся почти год без памяти! Откуда это во мне? И ведь я знаю, что это действительно так… Или уже есть, или еще будет! И с бандитизмом боролись едва ли не дольше, чем воевали! Ведь победить внутреннего врага подчас сложнее, чем врага явного. Ведь затаившись, он ничем особым не отличается от обычных законопослушных граждан…
Ну, вот, откуда это опять в меня лезет?
